Конница Ахеменидов делилась на гвардию и собственно армию. Гвардейские отряды представляли собой практически единственный регулярный элемент ахеменидской кавалерии, но о них на данный период практически нет сведений. Лишь при Кунаксе (1 г. до н. э.) упо-мянут отряд из 6 тысяч всадников, которые "выстраивались впереди самого царя" (Xen. An., I. 7. 11; 24) и которыми командовал перс (или кадусий - Plut. Art., 10) Артагерс. Их можно сравнить с теми 10 тысячами элитной персидской конницы, которые в 480 г. шли за двумя тысячами "отборных персидских всадников" (лейб-гвардейцы, "родственники" царя) (Hdt., VII. 40-41; 55)¹.
Армейские части, в свою очередь, подразделялись на войска гарнизонные, подчинявшиеся непосредственно царю, и провинциальные, включавшие в себя военных колонистов и ополченцев сатрапии. Военные поселенцы являлись одним из основных составных частей ахеменидской конницы, а именно владельцы "надела коня" (bit sisi): получив от царской администрации участок земли, держатель обрабатывал его путем применения зависимых людей, платил подать и обязан был выставить по призыву монарха всадника (первоначально сам владелец, позднее распространяется практика заместителей) с оседланной лошадью и вооружением (подать "воин царя")².
Наиболее полные данные о надельной системе сохранились в источниках Вавилонии. По всей вероятности, данный надел был введен там персами (впервые упоминается в 523 г. до н. э.), развивавшими свою конницу³. Численность их была сравнительно невелика: так, в районе г. Ниппура находилось менее 10 таких фьефов⁴. Размер bit sisi в точности неизвестен, но Р. Лэйн Фокс предполагает 70 акров, а, согласно подсчетам Г. Кардашиа и М. Столпера, средняя площадь "надела лука" (выставлял пехотинца) не превышала ²⁶ га, хотя известны наделы и в 12 га⁵. Надел же коня, судя по размеру аренды, был больше. Такие наделы могли принадлежать нескольким людям, иногда двум. Кроме того, они, вероятно, не объединялись в "хатру", объединения держателей наделов, что еще раз подчеркивало их привилегированное положение.
Среди воинов, посаженных на землю в ахеменидской Вавилонии, были представители различных народов: вавилоняне, арамеи, индийцы, лидийцы, армяне, финикийцы, хорезмийцы, фригийцы, ликийцы, египтяне, выходцы с территории современного Афганистана, иранцы (персы), мидийцы, арейи, саки ("киммерийцы"). В 421 г. до н. э. в поход под Урук выступил как всадник-колонист семит Гадаль-яма, а несколько ранее упоминается в документах держатель "надела коня" аравитянин⁶.
Ко второй четверти V в. до н. э. система надельного землепользования находилась в упадке, многие участки находились в фактическом владении у кредиторов (под видом усыновления, т. к. фьефы нельзя было отчуждать), размеры их постоянно уменьшались, т. к. они делились между наследниками, и ко времени Дария II некоторые из держателей жили на 1/15 первоначального лена (надел лука) и при этом от них по-прежнему требовали выставлять на службу царю всадника. Распространяется практика заместителей для выполнения военной повинности, а затем и процесс перехода от личной службы к взиманию подати с военных поселенцев для содержания наемников - так, фьефом коня обладали военные писцы-переводчики, т. е. наделы, ранее снабжавшие государство всадниками, переходят в разряд экономических учреждений. Да и сами воины уже были практически бесполезны, совершенно не занимаясь военным делом. Обнищание лишило колонистов досуга и вооружения, необходимого для регулярной практики. Тот факт, что Гадаль-яма не имел коня (и должен был требовать его, вместе с большей частью снаряжения у дома Мурашу, за который он нес воинскую повинность) ярко свидетельствует о его неприспособленности к бою и верховой езде⁷.
Ксенофонт имел все основания порицать кризисные явления в комплектовании персидской конницы, когда владельцы наделов посылали в нее своих же слуг в качестве заместителей: "Нынче же знатные люди делают всадниками и ставят на жалованье всяких привратников, пекарей, поваров, виночерпиев, банщиков, слуг, которые подают кушанья и убирают со стола, помогают при отходе ко сну и при вставании, наконец, косметов, которые подводят глаза, накладывают румяна и вообще совершают туалет своих господ. [21] Разумеется, их тоже набирается великое множество, но пользы от них для войны никакой" (пер. Э.Д. Фролова; Xen. Cyr., VIII. 8. 20-21).
Что же касается существования надельной системы в других областях Ахеменидской империи, то Бехистунская надпись Дария I (конец VI в. до н. э.) сообщает, что против царя в 522 г. до н. э. восстали "персидский народ-войско" и "мидийский народ-войско" (кara), и каждый из них до того "находился по (своим) хозяйствам" (Beh., II. 13-17; III. 26-28). В вавилонском варианте надписи последнее слово переведено как "biti" - от "bitum", т. е. земельный надел⁸. Несомненно, речь идет о иранских воинах, державших от царя земельные наделы и составлявших во время больших походов его ополчение, в том числе и конницу.
Возможным указанием на наличие "bit sisi" в Египте являются неоднократные упоминания в эллинистических документах III-I вв. до н. э. в числе клерухов (военных поселенцев) "персов-эпигонов" - потомков военных колонистов иранского происхождения в Египте ахеменидского времени. Известны первая гиппархия из персов в Арсиноите при Птолемее III и вторая гиппархия из персов в Гиеранесосе 222 г.) и Филадельфии (154/153 г.), а также еще одна (первая?) персидская гиппархия в Арсиноите в 20-е гг. III в. до н. э. Как полагает М. Лоней, ликийцы, лидийцы, памфилийцы, семиты, эллины и представители других народностей, переселившиеся в Египет, могли получать персидский этникон и статус "персов" при поступлении на военную службу в эти гиппархии⁹. Таким образом, и в Египте ряды владельцев "надела коня" пополнялись за счет представителей самых различных национальностей.
Вопрос о существовании "надела коня" в Лидии остается открытым. Хотя Ксенофонт сообщает о наделении союзников Кира II землей и домами, "которыми и поныне еще владеют потомки оставшихся тогда с Киром воинов, а были это по большей части мидяне и гирканцы" (Cyr., VIII. 4. 28), этот пассаж скорее можно отнести к надельной системе Вавилонии¹⁰. Правда, Страбон упоминает о Гирканской долине (вдоль р. Фригий), "название которой дано персами, доставившими сюда колонистов [эпойков]" (Strab., XIII. 4. 13; ср.: Plin. NH, V. 31. 120; Tac. Ann., II. 47. 4), и в 334 г. на Гранике сражалась "конница гирканцев" (Diod., XVII. 9. 4). Но в 400 г. в Мисии действовали 80 гирканских всадников, состоявших на царском жалованье (Xen. An., VII. 8. 15), и Н. Хаммонд полагает, что наличие гирканских поселенцев в Лидии "не означает, что они выставили отряд "гирканской конницы" - отряд, которым командовал зять Дария и, несомненно, по крайней мере столь же многочисленный, как 2000 бактрийцев"¹¹.
Возможно, в Малой Азии в V в. до н. э. была основана и военная колония бактрийцев, известных своей конницей¹².
Помимо военных поселенцев, представлявших собой нечто вроде постоянной территориальной армии, в состав персидской конницы входили контингенты, выставлявшиеся собственниками крупных земельных владений в сатрапиях - прежде всего персами, а также мидийцами, гирканцами, армянами, кадусиями и саками. Эти большие поместья были освобождены от уплаты государственных податей, но со своих земель их владельцы должны были поставлять всадников для службы в войске (Xen. Cyr., VIII. 8. 20). Эта военная свита, отряд владельца латифундии, набранный в доме сеньора (katak), назывался, вероятно, "ram"¹³.
Так, перс Спифридат (сатрапия Геллеспонтская Фригия) располагал 200 всадниками (Xen. Ages., III. 3; Hell., III. 4. 10; Plut. Ages., VIII), если же добавить к этому числу 400 конных воинов правителя этой сатрапии Фарнабаза (Xen. Hell., IV. 1. 17), то возможный военный потенциал сатрапии составит 600 всадников¹⁴ - число, сравнимое с количеством латников конного отряда Кира Младшего (Xen. An., I. 8. 6), составленного, вероятно, из отрядов лидийской знати¹⁵. Сатрап Тиссаферн со своих поместий в Карии (Nep., XVII. 3) собирал примерно 500 всадников в 401 г. (Xen. An., I. 2. 4; 9. 1), сатрап Ликаонии Митридат имел 200 всадников (Xen. An., III. 3. 6). Располагали своей конницей также и перс Стаг в Лидии в 410 или 409 г. (Xen. Hell., I. 2. 5), и перс Асидат в Мисии в 400 г. (Xen. An., VII. 8. 15).
У египетского сатрапа и крупного землевладельца Аршамы (конец V в. до н. э.) также имелся свой военный отряд, размещенный в его имениях, командир которого, Армапия, был, вероятно, ликиец¹⁶. Согласно иранской традиции, в Иране при Александре Македонском было не менее 90 (или даже 240) глав знатных землевладельческих домов - "katak-xvatai"¹⁷.
По мнению Н. Секунды, в каждой сатрапии находилось примерно по три таких сеньора ("герцога") из знатнейших персидских семей. Каждый "герцог" имел в своем распоряжении 100-200 вассалов ("рыцарей"), которые частью жили при его дворе (родственные "герцогу" или безземельные "рыцари"), частью поблизости в собственном небольшом укрепленном поместье (Xen. An., VII. 8. 12), размером, возможно, в 1-2 деревни. "Рыцари" в силу вассальной зависимости от "герцога" выполняли за поместье или содержание при его дворе, военную службу, составляя его конный отряд¹⁸. Сами же знатные персы являлись членами царской семьи, друзьями и сотрапезниками царя и предпочитали жить в крупных городах, при дворе царя или сатрапа (Xen. Cyr., VIII. 1. 6-8; 20; 6. 5; 10)¹⁹.
Что касается сбора войск, то он в ахеменидской армии проводился как в случае подготовки к войне, так и для ежегодного всеобщего смотра (дабы поддерживать боеспособность воинов) лично царем или его посланцами (Xen. Cyr., VIII. 6. 15; Oec., IV. 6), для чего назначалось в каждой сатрапии особое место сбора войск (syllogos)²⁰. После этого войска стягивались в крупные военные лагеря и затем, в зависимости от обстоятельств, выступали в поход или распускались по домам.
Как мы видим, персидская конница в V в. до н. э. имела два основных источника комплектования: военные поселенцы, устроенные в ряде областей империи, и отряды персидской землевладельческой знати. Однако, к концу рассматриваемого периода конница, как и вся армия в целом, находится в глубоком кризисе, в связи с чем комплектование её ухудшается, моральный дух падает.
В тактическом отношении изначально у персов, как и у мидян, и у других иранских народов, в коннице господствовали конные лучники и дротометатели (Hdt., VII. 61; 84; IX. 49). Тяжеловооруженная конница появляется в составе ахеменидской армии впервые в середине V в. до н. э. в ходе военных преобразований Артаксеркса I, связанных с подготовкой возобновления военных действий против Греции.
Примерно с 460 г. до н. э.²¹ в сюжетах греческой вазописи появляется новый тип пешего воина, вооруженного по образцу греко-фракийского пельтаста (щит-пельта и лук либо дротики) - персидский "такабара"²². По мнению Д. Хэда, это были жители Анатолии, у которых сходный тип легковооруженного воина существовал десятилетиями (ср.: Hdt., VII. 72-74; Xen. Cyr., II. 1. 5), - или наемники на службе Ахеменидов, или ополченцы сатрапий (ср.: Xen. Ages., III. 4)²³. Ксенофонт неоднократно упоминает малоазиатских пельтастов, действовавших совместно с всадниками (см., напр.: Xen. Hell., III. 2. 3-5; IV. 1. 3).
Кроме того, в этот же период, а именно между 467 и 458 гг. до н. э., персами была изобретена и серпоносная квадрига²⁴. Серпоносные колесницы задумывались для разрыва плотной и многочисленной боевой линии тяжеловооруженных греческих гоплитов, против фаланги которых были практически беспомощны господствовавшие ранее в персидской армии лучники и легковооруженные всадники.
Целью атаки квадриг было расстроить ряды вражеских пехотинцев и тем самым облегчить действия своей конницы и пехоты²⁵. Одновременно с появлением колесниц с серпами и "пельтастов", очевидно, реформируется и конница в сторону усиления защитного вооружения и обучения тактике ближнего боя. Т. е. все три рода войск ахеменидской армии фактически формировались заново в связи с нуждами длительной войны.
Таким образом, основной целью военных преобразований Ахеменидов являлось создание именно такой тактики, при которой действия пехоты (пельтофоров) и конницы сочетались с атаками серпоносных колесниц.
Одним из успешных проявлений такого рода взаимодействия как одной из сослагающих ахеменидской кавалерийской тактики можно назвать бой при Даскелионе (395 г. до н. э.). Столкнувшись с отрядом греческих фуражиров (около 700 чел.), сатрап Фарнабаз, располагавший примерно 400 всадниками и двумя серпоносными квадригами, тут же атаковал их, выставив вперед обе свои упряжки и "расположившись со своей конницей за ними". Колесницы врезались в греческое войско и расстроили ряды греков, а сразу вслед за ними устремились и всадники, перебив до 100 человек. Остальные бежали к лагерю, где находились главные силы (Xen. Hell., IV. 1. 17-19).
Ксенофонт, вероятно основываясь на опыте подобных столкновений, в "Киропедии" рассуждает о боевом применении данной тактики, приписав эти размышления своему герою Киру Старшему: "Когда же мы устремимся на врагов… тут уже ринется [Абрадат] вперед со своими колесницами… а вам [т. е. пехоте и коннице] надо следовать за ним, держась как можно ближе к колесницам. Действуя так, мы обрушимся на врагов в самый разгар их замешательства" (Cyr., VII. 1. 9). И далее: "… следовавшие за ними [колесничими Абрадата] персы ворвались в ряды египтян через брешь, проделанную Абрадатом и его друзьями, и стали разить приведенных в замешательство врагов" (пер. Э.Д. Фролова; Cyr., VII. 1. 32).
Отметим, что, по мнению военных XIX века, "физически невозможно, чтобы пехотинец устоял против лошади, несущейся на него на весь опор", наводящей "на людей панический страх", и даже хорошая пехота выдержит натиск кавалерии, лишь если та "дурно управляема", имеет изнуренных лошадей или действует на "местности вязкой или скользкой"26.
Итак, новая персидская тактика заключалась в том, чтобы колесницами расстроить ряды вражеской пехоты, образовать бреши, в которые может вклиниться и расширить их конница, зачастую с одновременной фланговой конной атакой. После этого в бой вступали пельтасты, игравшие вспомогательную роль (Xen. Cyr., VI. 1. 30; 3. 19; VII. 1. 9 сл.).
По всей вероятности, именно с этими реформами в персидском военном деле 460-х - 450-х гг. до н. э. связано появление в данный период в ахеменидской армии тяжеловооруженной конницы²⁷. Однако не следует забывать, что продолжала существовать и легкая конница²⁸ с метательным оружием (Xen. An., III. 3. 6-7; 10), набиравшаяся, вероятно, в основном из восточно-иранских народов²⁹ и участвовавшая в сражениях, очевидно, совместно с бронированной конницей.
Хотя в численном соотношении конные стрелки превосходили отряды латников³⁰, в которых насчитывалось всего по 500-600, иногда 1000 (Diod., XIV. 22) всадников на сатрапию, организованных по десятичной системе, именно тяжелая конница составляла основу армии.
Таких всадников стали вооружать дротиками-пальтонами (но не копьями или контосами!), экипировывать защитным вооружением, нередко в массовом (Xen. An., I. 8. 6; 9) количестве (что неудивительно, поскольку по крайней мере в западных сатрапиях они набирались в основном из рядов знати) и, соответственно, приучать к ближнему бою, следовавшему за прорывом вражеского строя атакой колесниц. Впрочем, относительно скоро ахеменидские всадники в рамках общего кризиса военной системы государства данные навыки утратили, и уже во времена Ксенофонта, на рубеже V-IV вв. до н. э., они "и перестрелок издали не ведут, и в рукопашный бой вступать не желают" (Xen. Cyr., VIII. 8. 22).
Лошадей своих персы специально приучали не пугаться шума боя и ступать по соломенным чучелам, чтобы кони привыкали в битве топтать лежащих врагов, которые могли быть как мертвыми, так и притворившимися (Ael. N. A., XVI. 25). Обучали их также разворачиваться, чтобы защищать всадника своим телом³¹. Несомненно, подобный тренинг предназначался для рукопашной схватки с гоплитами или пехотинцами вообще.
Помимо поддержки в бою своих колесниц, ахеменидская конница в походе выполняла следующие функции: осуществляла разведку на пути армии (Xen. Hell., III. 4. 13), беспокоила днем на марше по открытой местности неприятельское войско (Front., I. 4. 2; Polyaen., II. 1. 30; Thuc., VI. 64. 1; VII. 78. 6; 81. 2; 84. 1-2), убивая "тех, которые отставали, удаляясь из строя, для поисков продовольствия" (Diod., XIV. 80. 1) или заблудившись (Thuc., VII. 44. 8), препятствовала вражеским воинам слишком удаляться от лагеря за водой, топливом или c целью грабежа (Thuc., I. 111. 1; VII. 4. 6; 11. 6; 13. 2; Xen. Ages., I. 30; Hell., III. 4. 22), вела преследование разбитого или отступающего противника (Xen. An., III. 4. 18; Hell., IV. 8. 19).
Кроме того, в бою с греческой конницей персидские тяжеловооруженные всадники легко обращали её в бегство благодаря превосходству в вооружении и тактике (Xen. Ages., I. 31-32; Hell., III. 4. 13-14; 24), но фалангу гоплитов они не отваживались атаковать без поддержки колесниц и всякий раз, когда сталкивались один на один с успевшими построиться гоплитами, терпели поражение (Xen. Ages., I. 32; Hell., III. 4. 14; 23-24; Hell. Oxyr., VI. 1-2; Paus., III. 9. 6).
В сражении при Кунаксе 401 г. до н. э.) отряд тяжелой конницы Тиссаферна (не менее 500 всадников) не рискнул атаковать фалангу эллинских наемников-гоплитов и ринулся на стоявших рядом греческих пельтастов2 (500 чел.), видимо, с целью зайти в тыл армии Кира Младшего. Но, "проходя мимо эллинов, он никого не убил, а расступившиеся эллины рубили персов и поражали их дротиками" (Xen. An., I. 10. 7; ср.: Diod., XIV. 23. 24). После этого Тиссаферн "удалился, но не повернул обратно" (Xen. An., I. 10. 8). Преследуя отступавших "Десять тысяч" греков, персидская конница так и не решилась на открытое нападение на построившуюся фалангу (Isocr. Paneg., 148-149; Xen. An., III. Passim)³². Однако, если вражеское войско не выстроилось в боевой порядок и тем более передвигалось в беспорядке из презрения к противнику, внезапная атака "многочисленной и правильно построенной" персидской конницы, поддержанной, быть может, колесницами (?) и, несомненно, пехотой имела все шансы на успех - так была наголову разбита в 391 г. до н.э. 8-тысячная лакедемонская армия в Малой Азии (Diod., XIV. 99. 1-3; Xen. Hell., IV. 8. 18-19).
В ходе внутренних междуусобиц персидской знати в V в. до н. э. отряды тяжеловооруженных всадников, располагаемые, по обычаю персов, посередине боевого порядка (Xen. An., I. 8. 6), представляли собой бронированный ударный кулак, который направлялся в сражении на главный пункт врага - в центр неприятельского строя³³: местонахождение полководца, защищенного элитными частями. Причины, обусловливающие положение военачальника в центре, хорошо объяснил Ксенофонт (An., I. 8. 22). Следует учесть и то обстоятельство, что находясь во главе ударной группировки воинов, он мог лично руководить боем, направляя действия своих войск в нужное место схватки, и последовательно переносить удар по различным частям боевого порядка противника при изменении боевой обстановки (если только собственные воины не увлекались преследованием и добычей и не рассеивались по полю сражения). Атака отборного отряда латников должна была рассеять гвардию противника (Xen. An., I. 8. 24-25), покончить с вражеским военачальником, нередко в ходе личного поединка (Phot. Bibl., 37-38; Plut. Art., 10-11), отражавшего древнюю традицию личного столкновения вождей³⁴, и тем самым решить исход битвы, поскольку в случае гибели или бегства командующего его войско разбегалось³⁵.
В случае столкновения с конницей (например, в тех же междуусобных войнах) легковооруженные всадники персов "на полном скаку подъезжали к противнику и метали стрелы во врага до позднего вечера" (Xen. Cyr., I. 4. 23), предваряя удар своей тяжелой конницы. Так же они действовали и в бою с фалангой (Xen. Cyr., VII. 1. 39).
Боевым построением ахеменидской тяжелой конницы являлась колонна, именуемая в греческих тактиках эллинистического времени "квадратным строем" (Ael. Tact., 18. 5; Arr. Tact., 16. 9; Asclep. Tact., 7. 3; Polyb., XII. 18. 2-3). Впереди стояли лучшие и наиболее знатные всадники, тогда как позади них сражалась их военная свита - "ram". В бою первые вырывались вперед, за ними следовали их храбрые вассалы, в том числе и родственники (Diod., XVII. 20. 2; изображение на саркофаге знатного ликийца Паявы, 375-362 гг. до н. э.)³⁶, формируя тем самым клин (Arr. An., I. 15. 7), а оставшееся большинство следовало за ними строем в виде прямоугольника³⁷. С течением времени, в связи с кризисом ахеменидской военной системы, когда распространяется практика найма заместителей для военной службы³⁸, военачальникам приходится ставить во фронт лучших воинов (потому что непрофессиональные всадники-заместители старались встать в глубине построения), чтобы конница просто своей глубиной могла опрокинуть противника. В связи с этим Ксенофонт в своем сочинении "Об обязанностях гиппарха" (II. 2-3) рекомендует ставить в передний ряд командиров из стойких воинов, "добившихся известности", а в последнем ряду - равное число воинов постарше и поблагоразумнее.
Наиболее полное описание тактического применения персидских кавалерийских колонн донес до нас Ксенофонт на примере стычки у Даскелиона в 396 г. до н. э. (Xen. Hell., III. 4. 13-14): "… когда он [спартанский царь Агесилай] был недалеко от Даскилеона, его всадники, идущие впереди его, скакали к верху холма, чтобы увидеть, нет ли чего впереди. И, по случайности, всадники Фарнабаза [персидский сатрап], бывшие под началом Рафина и Багоя, его незаконнорожденного брата, и примерно равные по численности греческой коннице, были высланы Фарнабазом и также скакали к тому же самому холму. И когда оба отряда увидели друг друга на расстоянии не более 4 плетров [около 120 м], сначала оба стояли, греческие всадники - будучи выстроены в глубину по четыре, словно фаланга, а варвары - по фронту не более двенадцати, но в глубину больше. Однако, затем варвары атаковали. (14) Когда они сошлись в рукопашной, все греки, кто уколол кого-либо, сломали свои копья, тогда как варвары, вооруженные дротиками из кизилового дерева, быстро убили двенадцать человек и двух коней. Вслед за тем греки были обращены в бегство. Но когда Агесилай пришел на помощь с гоплитами, варвары снова отступили и один из них был убит".
Используя персидскую военную практику, Ксенофонт позднее писал в наставлении для афинских всадников: "Если скачешь по узким дорогам, то следует приказать образовать колонну; но когда находишься на широкой дороге, то нужно приказать каждому отряду растянуть фронт" (Hipp., 4. 3). Очевидно, учитывая возможность нападения противника, колонна могла применяться и как походный строй (как при Даскилеоне), чтобы при столкновении не терять времени на перестроение рядов.
Таким образом, на примере нововведений середины V в. до н. э. мы можем еще раз убедиться в том, что тактика ахеменидских войск не была статичной, а, напротив, претерпевала значительные изменения со временем и в связи с характером вооруженных сил противника. Развернув военные действия против греков, персы были вынуждены вскоре коренным образом перестроить свою армию - в частности, создать тяжелую конницу, способную сражаться в ближнем бою. Такой коннице, как справедливо отмечает А. К. Нефёдкин, не нужно уже было строиться для удобства метания развернутым строем. Всадники строились для атаки в колонны ("квадратные строи"), где в передних рядах стояли лучшие и знатнейшие воины, и ими легко опрокидывали греческих конников. Однако фалангу атаковывать они все же не решались, и именно поэтому появление тяжеловооруженных всадников органически связано с изобретением одновременно серпоносных колесниц, позволяющих расстроить сплоченность рядов гоплитов, после чего в бой вступала конница, завершавшая разгром врага.
Комплекс вооружения ахеменидской конницы в последней четверти V в. до н. э. прослеживается прежде всего по письменным источникам: сочинениям наемника Кира Младшего и соратника Агесилая Ксенофонта, описавшего конницу западных сатрапий, и вавилонской глиняной табличке из Ниппура (январь 421 г.), зафиксировавшей список вооружения, необходимого для воина поместной конницы. Изображения, относящиеся к рассматриваемому периоду, довольно немногочисленны (см., например, рельеф из окрестностей Даскелиона, Малая Фригия, конец V-начало IV в. до н. э.)³⁹, но, тем не менее, подтверждают данные письменных свидетельств.
Согласно Ксенофонту, лидийский отряд феодального ополчения Кира Младшего приблизительно из 600 всадников4 (1 г. до н. э.) и прочие элитные корпуса поместной конницы были экипированы "медными" (или скорее бронзовыми)⁴⁰ панцирями и шлемами с белыми султанами (Xen. An., I. 8. 6; Сyr., VI. 1. 50; VI. 4. 1; VII. 1. 2). Наступательное вооружение персидских всадников составлял один (Xen. Cyr., IV. 5. 57;VI. 2. 16; VII. 1. 2; VIII. 8. 22) или два (Xen. An., I. 5. 15; I. 8. 3; Cyr., I. 2. 9; De re eq., 12. 12) дротика-"пальтона" из кизилового дерева. Одно из таких копий служило для метания сидя на коне (Xen. Hipp., 1. 6; 21), "выставив левую сторону вперед и правую подвинув назад, привставши на бедрах и немного нагнувши копье" (Xen. De re eq., 12. 13). Второе же копье, при необходимости, употреблялось в рукопашном бою "прямо, вбок или назад" (Plut. Artax., 9-11; Xen. Cyr., I. 2. 9; IV. 3. 9; De re eq., 12. 12; Hell., III. 4. 14)⁴¹. Помимо пальтонов всадники располагали эллинскими махайрами (Diod., XIV. 22. 6; Xen. An., I. 8. 7), но луки отсутствовали⁴². Ламинарные наручи (Xen. De re eq., 12. 5) и стоячий панцирный воротник (Xen. De re eq., 12. 2)⁴³, описанные Ксенофонтом в числе составляющих идеального кавалерийского доспеха, относятся, по всей вероятности, к нововведениям уже IV в. до н. э. (М. В. Горелик, вероятно ошибочно, пишет о их появлении в конце V в. до н. э.)⁴⁴, хотя высокий ворот, закрывающий воина сзади, встречается применительно к панцирям из мягких материалов (которые носили и всадники - Xen. An., I. 8. 9) на ахеменидских геммах V-IV вв. до н. э.⁴⁵. Поверх доспеха всадники надевали плащи, нередко одинакового цвета, для отличия своих от чужих, что было особенно актуально в бою с мятежниками (Plut. Art., 11).
Как сообщает Ксенофонт, во всей персидской коннице применялся конский доспех - медные налобники, набедренники (которые одновременно служили защитой и для всадника) и нагрудники (Cyr., VI. 4. 1; VII. 1. 2; De re eq., 12. 8)⁴⁶. Однако подобное тяжелое и дорогостоящее бронирование коня могло применяться лишь в отборных, элитных формированиях ахеменидской конницы (Xen. An., I. 8. 6-7)⁴⁷. Это подтверждают и изображения на "греко-персидских" геммах ахеменидского времени и рельеф из Еничекёя, где на лошадях из защитного вооружения представлены лишь набедренники⁴⁸.
По вопросу снабжения всадников следует отметить, что лошади, очевидно, выдавались им из состава царских табунов и из числа выращиваемых в сатрапиях (Xen. An., IV. 5. 24; 34) в качестве дани царю⁴⁹, но всадники-колонисты служили с собственной лошадью (возможно, купленной в том же табуне, принадлежащем царю) и оружием (см. ниже). C другой стороны, в табличках из Суз и в папирусах из Элефантины (иудейская военная колония в Египте) засвидетельствовано распределение между воинами оружия и одежды, полученных из арсенала⁵⁰.
Описанный Ксенофонтом шлем, вероятно, соответствует шлему-"пилосу" с волосяным гребнем, изображенному на ахеменидской печати и рельефе из Бозкира⁵¹, или шлему аттического типа, также имевшему султан, - на монетах Фарнабаза и Датама⁵². На примере шлемов очевидно значительное военно-культурное влияние греков на воинов западных сатрапий ахеменидской державы. Использовались в персидской коннице и полированные сфероконические бронзовые или железные шлемы (по мнению М. В. Горелика, шлемы "спартанского" типа), более характерные для первой половины V в. до н. э.⁵³. В качестве жеста безрассудной храбрости и удали персидская знать нередко сражалась без шлемов (Xen. An., I. 8. 6)
Для отборных отрядов кавалерии, судя по данным "Киропедии" и цитируемой ниже вавилонской таблички, были характерны панцири из различного вида железных или, нередко, бронзовых чешуек, пришитых за верхний край к мягкой основе, т. е. доспехи чешуйчатого типа, в ахеменидский период практически полностью вытеснившие ламеллярный доспех⁵⁴. У знатных всадников из окружения царя или сатрапа панцирные чешуйки плакировались золотом (Xen. Cyr., VII. 1. 2). Однако широко использовались и панцири из мягких материалов - льна, войлока и кожи, в виде безрукавных курток длиной до середины бедра или до пояса, с разрезами на боку и, вероятно, на плече, простеганных в прямую или косую клетку, с пуговкой, бляшкой или узелком в центре каждой клетки и отороченных снизу бахромой, а то и с птеригами. Иногда они снабжались клапанами-оплечьями и стоячим воротом⁵⁵.
Образцов собственно ахеменидского конского доспеха до нас не дошло. Однако, можно предполагать, что налобники представляли из себя узкие вытянутые плоские бронзовые пластины от налобного к нахрапному ремню оголовья (находки на Кипре VIII-VII вв. до н. э.), а нагрудники - полностью бронзовые прямоугольники, вытянутые в ширину, с полукруглым вырезом для шеи сверху (барельефы Пергама II в. до н. э.)⁵⁶. Набедренниками, судя по памятникам ахеменидского искусства, являлись бронзовые (или из бронзовых чешуек на кожаной подкладке) жесткие крыловидные лопасти, прикрепляемые к лошади ремнем, пригоняемым впереди загривка, и, судя по рельефу из Еничекёя, закрывавшие район лопаток и ног лошади (брюхо защищал чепрак) и полностью ноги всадника (кроме ступней) и продолжавшиеся за его спиной, видимо, загибаясь по краям⁵⁷. Данную деталь конского доспеха П. Бернар справедливо полагает персидским изобретением, возможно, появившимся в Малой Азии⁵⁸. Возможно, конский доспех дополняли еще и наглазники и нащечники, но нет данных об их применении у персов. Как образно замечает М. В. Горелик, "персидский боевой конь выглядел поистине мифическим крылатым конем… так как набедренники имели крыловидную форму, а чешуя напоминала и символизировала оперение" (ср.: символ Ахура-Мазды на ахеменидских изображениях - солнечный диск с крыльями).
Второй основной источник сведений о снаряжении тяжеловооруженных элементов ахеменидской конницы - договор между арендатором части фьефа коня Римут-Нинуртой из торгового дома Мурашу и Гадаль-ямой, сыном юридического владельца этого лена Рахим-иле, заключенный во 2-й год правления Дария II (по всей вероятности, январь 421 г. до н. э.)⁵⁹.
Гадаль-яма должен был явиться на службу, имея с собой при мобилизации следующее: "лошадь, вместе со своей подпругой [husuqu] и уздечкой [pugudatum], попону [suhattum]⁶⁰, железный панцирь [sirianu parzilli]⁶¹, шапку, относящуюся к панцирю [karballatum sa sirianu], назатыльник (состоящий из) попоны [kurapanu sa suhattum], шапку (состоящую из попоны [karballatum suhattum], бронзовый щит [saltu sa eru], 120 снаряженных стрел [1 me 20 siltah suskubu], 10 стрел киммерийских [принимая чтение Э. Эбелинга - gimirri] [10 siltah girri], железную дубину для щита [depu parzilli sa saltu], 2 железных копья [2 asmaru parzilli]"(UCP. IX. 275).
Правильная идентификация перечисленного в списке воору-жения затрудняется множеством существующих интерпретаций и вариантов перевода данной таблички, что, по справедливому замечанию А. К. Нефёдкина, несомненно "требует дальнейшей работы по идентификации предметов снаряжения"⁶². Практически по каждому термину данного отрывка имеются разногласия в прочтении.
Так, некоторые авторы интерпретируют первый предмет в списке снаряжения как "конюха"⁶³, а "suhattum" - как обозначение конского доспеха, как "железную попону"⁶⁴. Однако, если первый вариант еще находит параллели с сообщением Ксенофонта о наличии оруженосцев у персидских всадников (Cyr., IV. 5. 57-58; V. 2. 1), то второе утверждение, вероятно, является ошибочным⁶⁵. Очевидно, под "попоной" в документе имеется в виду типичная персидская войлочная попона с острыми задними углами⁶⁶. Армированная же попона более характерна для снаряжения упряжных коней серпоносных колесниц.
Под "шапкой, относящейся к панцирю" следует понимать головной убор из материала панциря, т. е. железный шлем. К металлическому панцирю полагался защитный назатыльник из мягких материалов - возможно, изображаемый на ахеменидских печатях высокий стоячий ворот, защищавший затылок (kura "шея") воина⁶⁷, хотя есть мнение, что это подшлемник, поскольку данный ворот всегда ассоциируется только со стеганым доспехом. Вторая шапка, из ткани⁶⁸, по всей вероятности, служила вседневным головным убором всадника. Возможно, это была остроконечная шапка, колпак - головной убор саков ("gimirri" ахеменидских текстов), также называвшийся "karballatu"⁶⁹. В связи с этим предполагаем, что и шлем был сходной, конической формы, подтвержденной в наличии у персидской конницы многими изображениями (см. выше).
Наиболее спорным местом таблички является упоминание о щитах. Можно согласиться c интерпретацией Д. Хэда, что под "бронзовым" щитом подразумевается кожаный щит с бронзовой отделкой⁷⁰. Но значение термина "depu" остается невыясненным, несмотря на ряд переводов - "железная дубина для щита" (Э. Эбелинг)⁷¹, "железный умбон для кожаного щита" (Д. Хэд), "железная принадлежность для щита" (Р. Лэйн Фокс, П. Рахе, Н. В. Секунда), "железное покрытие для щита" (?), "железная накладка для щита" (А. К. Нефёдкин). Некоторые авторы исходили из того, что это реальное боевое оружие - Г. Гропп и Б. А. Литвинский интерпретируют термин как "боевой топор"⁷², а А. Ш. Шахбази - как "железную булаву"⁷³, но это, несомненно, заблуждение.
Даже если согласиться с наиболее разумным предположением, что под "depu"⁷⁴ имеется в виду умбон щита, ношение которого засвидетельствовано вообще лишь в персидской пешей гвардии ("Бессмертные"), то непонятно, для чего Гадаль-яма требовал 2 щита. Свидетельство этой таблички - единственное доказательство употребления щитов персидской кавалерией. Хотя П. Бернар выдвинул версию, что один из всадников с рельефа Еничекёя носит прямоугольный щит⁷⁵, было доказано, что перед нами всего лишь иранский кафтан "кандис"⁷⁶, носившийся внакидку (Xen. Cyr., VIII. 3. 10). Однако, по мнению Н. Секунды, с середины V в. до н. э. ахеменидская кавалерия, возможно, по образцу саков⁷⁷, носила герроны или пельты, наличие которых доказывается изображениями амазонок в греческой вазописи⁷⁸. Тем не менее и эта гипотеза опровергается существованием подобных изображений и в более раннее время и отсутствием четкой связи между достаточно аморфным образом амазонки и образом персидского воина⁷⁹.
Возможно, Гадаль-яма действительно использовал щит, но не в гиппомахии, а при спешивании и бое в пешем строю⁸⁰, как то делали афинские и македонские всадники (Arr. An., I. 6. 5; Xen. Hell., II. 4. 24), и щит носил его конюх (?). Можно предположить, что "depu" представляла из себя принадлежность второго, запасного щита, но доказательств этому не обнаружено.
Наступательное вооружение всадника в документе представлено удивительно скромно, оно состоит лишь из 130 стрел и 2 копий. Лук не упоминается, но можно полагать, что он уже имелся у Гадаль-ямы, как и меч. Стрелы представлены двух видов. Первый, "suskubu", согласно наиболее авторитетным работам, переводится как "снаряженные", т. е. снабженные наконечниками стрелы⁸¹. Другие варианты: "низвергающиеся" - Лутц; "наложенные (на тетиву лука)" - Эбелинг; "бросаемые на землю", т. е. бронебойные стрелы - Кардашиа. Под "киммерийскими" (т. е. стрелами скифов, саков) стрелами, возможно, следует понимать стрелы "дорожные", вероятно, не снаряженные⁸². Упомянутые два железных копья-"асмару", несомненно, кавалерийские дротики, названные у Ксенофонта пальтонами (см. выше), хотя, по мнению Д. Хэда, так назывались таранные копья ассирийской конницы.
Итак, в состав вооружения ахеменидского тяжеловооруженного всадника, согласно имеющимся данным, входили в качестве наступательного вооружения меч и два (реже один) дротика-пальтона / асмару для метания и рукопашного боя, а в качестве защитного (у состоятельных воинов, число которых, впрочем, было довольно значительным) - металлический панцирь (иногда стеганый доспех) и шлем. Такие всадники могли не иметь лука, хотя эпизодическое использование его подтверждает табличка Гадаль-ямы. Точно так же и щит, очевидно, использовался лишь при спешивании и, вероятно, до этого момента перевозился оруженосцем всадника. Комплекс экипировки конного панцирника завершал конский доспех, из которого, однако, большинство всадников имело лишь набедренники либо же и вовсе обходилось без бронирования коня.
О сравнительно широком распространении панцирей в ахеменидской коннице говорит и следующий пассаж из "Анабасиса" Ксенофонта (III. 4. 35): "… ночью персидское войско становится непригодным (к бою). Ведь своих коней персы привязывают, а, кроме того, ноги у коней, по большей части, стреножены, чтобы они не убежали, оторвавшись. Поэтому, при тревоге, персу необходимо оседлать лошадь, надеть на нее уздечку и, облекшись в панцирь, сесть на коня (о посадке "по персидской манере" см.: Xen. De re eq., 6. 12; Hipp., 1. 17). Все это трудно выполнимо ночью во время тревоги" (ср.: Curt., III. 8. 25-26). Действительно, тяжелое защитное вооружение причиняло ряд неудобств спешенному носителю и в этом отношении было палкой о двух концах. В "Киропедии" Ксенофонт упоминает еще, что в лагере персидские всадники "не имеют под рукой своего боевого оружия, и им требуется много времени для приведения себя в такую готовность, чтобы быть полезными в бою" (пер. Э.Д. Фролова; Cyr., VIII. 5. 9), тогда как при необходимости спешного сбора счет шел на секунды.
Кроме того, античность не знала седла и стремян⁸³, а потому всаднику в бою приходилось решать трудную задачу: как, не имея опоры ногам в стременах, действовать в рукопашной дротиком и удержаться при этом верхом. Конник удерживался на лошади лишь сжимая его бока своими коленями, поэтому, нанося удар, всегда подвергался опасности упасть со спины коня (Xen. An., III. 2. 18-19). Несомненно, данное обстоятельство в определенной степени способствовало постепенному упадку навыков ближнего боя в персидской коннице в рамках общего кризиса ахеменидской военной системы в последней четверти V в. до н. э.
Однако, несмотря на ухудшение качества ахеменидской конницы, с середины V в. до н. э. в её составе утверждаются не только конные стрелки, но и всадники с пальтонами и защитным вооружением, что свидетельствует об их способности к ближнему бою не только против всадников, но и против пехоты противника и, следовательно, о новом витке непрерывной эволюции военного дела на Древнем Востоке в целом и в Ахеменидском государстве в частности.
Таким образом, вторая половина V в. до н. э. стала для ахеменидской конницы временем одновременно и реформ в области тактики и вооружения, что было связано прежде всего с ведением военных действий против главного противника империи на протяжении всего столетия - греков, и кризиса, упадка в комплектовании вооруженных сил, связанного с разложением военно-надельной системы.

Примечания

1. Об элитной коннице "родственников" царя см.: Sekunda N. V. Achaemenid Military Terminology // Archaeologische Mitteilungen aus Iran. Bd. 21 (1988). 1990. P. 76.
2. Лившиц В. А. Нововавилонское Hat(a)ru // ВДИ. 1979. № 4. С. 96-97; Salonen A. Hippologica Accadica. Helsinki, 1956. S. 174.
3. Сardascia G. Les archives des Murasu. P., 1951. P. 7-8; Dandamajew M. A. Die Lehnsbeziehungen in Babylonien unter den ersten Achaemeniden // Festschrift fuer Wilhelm Eilers. Wiesbaden, 1967. S. 38-42; Dandamayev M. Achaemenid Babylonia // Ancient Mesopotamia. Socio-Economic History. Moscow, 1969. P. 305; Нефёдкин А. К. Развитие тактики персидской конницы Ахеменидов // Древние и средневековые цивилизации и варварский мир. Ставрополь, 1999. С. 21.
4. Нефёдкин А. К. Боевые колесницы в Древней Греции (XVI-I вв. до н. э.). Дисс. … канд. ист. наук. Рукопись. СПб., 1997. С. 207; С. 220, прим. 95.
5. Дандамаев М. А. [Рец. на:] Joannes F. Textes economique de la Babylonie recente. Etudes assyriologiques. (Etudes assyriologiques. Editions: Recherche sur les civilizations. Cahier № 5). Paris, 1982. 450 p. // ВДИ. 1985. № 3. С. 167; Lane Fox R. Alexander the Great. L., 1973. P. 158.
6. Дандамаев М. А. Аравитяне в Месопотамии нововавилонского и ахеменидского времени // ВДИ. 2000. № 2. С. 136-137; Cardascia G. Op. cit. P. 7; Head D. The Achaemenid Persian Army. Stockport, 1992. P. 14.
7. Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика Древнего Ирана. М., 1980. С. 160-161; Rahe P. A. The Military Situation in Western Asia on the Eve of Cunaxa // American Journal of Philology. Vol. 101. 1980. № 1. P. 90-93. - П. Бриан и А. И. Иванчик (см.: ВДИ. 2000. № 2. С. 184, 186-187) безосновательно отрицают упадок в военной системе Ахеменидской империи при Дарии II.
8. Дандамаев М. А. Иран при первых Ахеменидах. М., 1963. С. 187-190, 193, 266.
9. Никитский А. В. Тлиполем Артапатов Ликийский // ЖМНП. Ч. ССXCIX. 1895. № 6. С. 117-118, 120, 132; Launey M. Recherches sur les armees hellйnistiques. T. 1. P., 1949. P. 564-574.
10. Sekunda N. V. Achaemenid colonization in Lydia // Revue des йtudes anciennes. T. 87. 1985. № 1-2. P. 20.
11. Hammond N. G. L. The battle of the Granicus River // JHS. Vol. 100. 1980. P. 80, n. 21.
12. Nikonorov V. P. The Armies of Bactria 700 BC-450 AD. Vol. 1. Stockport, 1997. P. 18.
13. Widengren L. Recherches sur le feodalisme iranien // Orientalia Suecana. Vol. V. 1956. Uppsala, 1957. P. 98-99.
14. Sekunda N. V. Op. cit. P. 10.
15. Idem.
16. Дьяконов И. М. Рабовладельческие имения персидских вельмож // ВДИ. 1959. № 4. С. 75; Dandamayev M. Achaemenid Babylonia. P. 303.
17. Widengren L. Op. cit. P. 96-97.
18. Sekunda N. V. Op. cit. P. 10.
19. Dandamayev M. Op. cit. P. 304.
20. См.: Widengren L. Op. cit. P. 152 suiv.
21. Bovon A. La reprйsentation des guerriers perses et la notion de barbare dans la 1re moitiй du Ve siиcle // BCH. An. 87. 1963. P. 584-585.
22. Sekunda N. V. The Persians // Warfare in the Ancient World. N. Y.-Oxford-Sydney, 1989. P. 92; Idem. Achaemenid Military Terminology. P. 75-76. Ср.: Функ Б. Ранние связи греков с державой Ахеменидов в свете древнеперсидских и античных источников // ВДИ. 1990. № 2. С. 8.
23. Head D. Op. cit. P. 40.
24. Нефёдкин А. К. Серпоносные колесницы: проблема происхождения // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1997. Вып. 2 (№9). С. 25.
25. Там же. С. 23.
26. Нолан Л. Э. История и тактика кавалерии // Военная библиотека. Т. III. СПб., 1871. С. 234, 242. Ср.: Rahe P. A. Op. cit. P. 86.
27. А. Ш. Шахбази приписывает её введение Киру Младшему (Shahbazi A. Sh. Army I. // Encyclopedia Iranica. Vol. 2. 1987. P. 494), а А. Тойнби - Дарию III (Evans J. A. S. Herodotus and Marathon // Florilegium. Vol. 6. 1984. P. 12, 23, n. 65). Еще сам Ксенофонт относил перевооружение персидских всадников доспехами и пальтонами ко времени Кира Старшего (Xen. Cyr., IV. 3. 9; 58; VIII. 8. 22), но несомненно, что он говорит о коннице своего времени, рубежа V-IV вв. до н. э.
28. Ахеменидский конный лучник, видимо, без панциря, показан на афинском рельефе около 425 г. до н. э. (Head D. Op. cit. P. 34, fig. 21 d). По мнению П. Рахе, вся кавалерия Ахеменидов того времени подразделялась на конных лучников, всадников-дротометателей в легком доспехе и ударную кавалерию с копьями и мечами (Op. cit. P. 82). Однако подобного разделения по типу вооружения на легкую, среднюю и тяжелую в древности и средневековье не существовало и были лишь два основных вида конницы: легко- и тяжеловооруженная (ср.: Nicolle D. Sassanian Armies: The Iranian Empire early 3rd to mid-7th centuries AD. Stockport, 1996. P. 20).
29. См.: Nikonorov V. P. Op. cit. P. 18-25.
30. Ср.: Хазанов А. М. Катафрактарии и их роль в истории военного искусства // ВДИ. 1968. № 1. С. 186-187.
31. См.: Evans J. A. S. Op. cit. P. 23, n. 69 (рельеф из Акрополя, около 425 г. до н. э.).
32. По мнению Г. Дельбрюка, персы просто "предпочитали щадить свои силы в надежде, что греки и без их вмешательства найдут свою гибель в Кардухских горах" (Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 1. СПб., 1994. С. 123).
33. Sekunda N. V. The Persian Army 560-330 BC. L., 1992. P. 22.
34. Грантовский Э. А. О некоторых материалах по общественному строю скифов: "родственники" и "друзья" // Кавказ и Средняя Азия в древности и средневековье (История и культура). М., 1981. С. 73.
35. Черненко Е. В. Битва при Фате и скифская тактика // Вооружение скифов и сарматов. Киев, 1984. С. 68; Shahbazi A. Sh. Op. cit. P. 494.
36. Никулина Н. М. Искусство Ионии и Ахеменидского Ирана. М., 1994. илл. 70; Head D. Op. cit. P. 56, fig. 43-c.
37. Нефёдкин А. К. Развитие тактики персидской конницы Ахеменидов. С. 26.
38. Xen. Cyr., VIII. 8. 20-21; Дандамаев М. А. Вавилонские писцы. М., 1983. С. 72; Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Указ. соч. С. 160.
39. Никулина Н. М. Искусство Ионии и Ахеменидского Ирана. Илл. 227, 228; Macridy Th. Reliefs greco-perses de la region de Dascylion // BCH. An. 37. 1913. P. 354-355, fig. 5-6.
40. Горелик М. В. Защитное вооружение персов и мидян ахеменидского времени // ВДИ. 1982. № 1. С. 91.
41. Shahbazi A. Sh. Op. cit. P. 493.
42. Head D. Op. cit. P. 33.
43. Горелик М. В. Защитное вооружение, С. 95; Он же. Сакский доспех // Центральная Азия. Новые памятники письменности и искусства. М., 1987. С. 116, 118; Он же. Оружие Древнего Востока (IV тысячелетие-IV в. до н. э.). М., 1993. С. 108, 129-130.
44. См.: Sekunda N. V. Some Notes on the Life of Datames // Iran. 1988. Vol. 36. 1988. P. 42; Idem. The Persians, P. 98.
45. Луконин В. Г. Искусство Древнего Ирана. М., 1977. С. 88; Никулина Н. М. К вопросу о "восточногреческом" и "греко-персидском" искусстве. (По материалам глиптики V-IV вв. до н. э. // ВДИ. 1969. № 3. С. 116, табл. II, 2.
46. См.: Anderson J. K. Note on Some Points in Xenophon's ПEPI IППIKAE // AJA. Vol. 80. 1960. P. 7-8.
47. Ср.: Сassin-Scott J. The Greek & Persian Wars 500-323 B. C. L., 1977. P. 36.
48. Bernard P. Une piиce d'armure perse sur un monument lycien // Syria. T. XLI. Fasc. 3-4. 1964. P. 197, fig. 2; Head D. Op. cit. P. 38, fig. 25a-c.
49. Sekunda N. V. The Persian Army. P. 54.
50. Head D. Op. cit. P. 16; Юсифов Ю. Б. Эламские хозяйственные документы из Суз // ВДИ. 1963. № 2. С. 197 сл., 221.
51. Горелик М. В. Защитное вооружение… С. 96, табл. II, 3; Sekunda N. V. The Persian Army. P. 25.
52. Нефёдкин А. К. Боевые колесницы в Древней Греции (XVI-I вв. до н. э.). С. 241, прим. 205; Sekunda N. V. Some Notes… Pl. II, b-d.
53. Горелик М. В. Оружие Древнего Востока. Табл. LXII, 19; Bernard P. Op. cit. P. 197, fig. 2.
54. См.: Горелик М. В. Защитное вооружение... С. 94-99; Он же. Оружие Древнего Востока. С. 107-108, 124.
55. См.: Bovon A. Op. cit. Fig. 7, 10-12; Горелик М. В. Защитное вооружение… С. 99; Он же. Оружие Древнего Востока. С. 87-90; табл. XLVII, 40-48.
56. См.: Нефёдкин А. К. Защитное вооружение колесничных коней на Ближнем Востоке в ахеменидский и эллинистический периоды // Античный мир: проблемы истории и культуры. СПб., 1998. С. 252-253, 258-259. Ср.: Горелик М. В. Защитное вооружение… С. 102-105; Мурзин В. Ю., Черненко Е. В. О средствах защиты боевого коня в скифское время // Скифия и Кавказ. Киев, 1980. С. 156 сл.
57. Никулина Н. М. Искусство… Илл. 227-228; Bernard P. Op. cit. P. 197; Head D. Op. cit. P. 35, 70-71.
58. Bernard P. Op. cit. P. 197-212.
59. Впервые опубликован: UCP. IX. 275 ff. Перевод сделан с независимых друг от друга немецкого и французского переводов - Г. Кардашии (Les Archives des Murasu, P. 180-181) и Э. Эбелинга (Die Ruestung eines babylonischen Panzerreiters nach einem Vertrage aus der Zeit Darius II. // ZA. Bd. 16 (50). 1952. S. 209-213).
60. Ср.: в раннеахеменидских текстах из Суз встречается термин "saharpi" в значении плаща или попоны - "sa-[har]-pi для спины (?) лошади предназначено" (Юсифов Ю. Б. Указ. соч. // ВДИ. 1963. № 3. С. 210, № 84).
61. Перевод Г. Кардашии (Op. cit. P. 180) - "кожаный кафтан", принимаемый Р. Лэйн Фоксом и П. Рахе (Lane Fox R. Op. cit. P. 159; Rahe P. A. Op. cit. P. 91 - "кожаный нагрудник"), не совсем точен.
62. Нефёдкин А. К. Развитие тактики персидской конницы Ахеменидов. С. 25.
63. Lane Fox R. Op. cit. P. 159; Rahe P. A. Op. cit. P. 91; Sekunda N. V. The Persian Army, P. 21.
64. Cardascia G. Op. cit. P. 180; Lane Fox R. Op. cit. P. 159; Rahe P. A. Op. cit. P. 91; Sekunda N. V. The Persians, P. 93; Idem. The Persian Army, P. 21.
65. Ср.: Никоноров В. П. Развитие конского защитного снаряжения античной эпохи // КСИА. 1985. № 184. С. 31.
66. См.: Нефёдкин А. К. Сцена боя на золотой обкладке ножен акинака из Чертомлыка и военная реформа Дария III: к вопросу об интерпретации изображения // Боспорское царство как историко-культурный феномен. СПб., 1998. С. 74, 75.
67. Горелик М. В. Защитное вооружение. Табл. IV, 3, 5.
68. Л. Виденгрен и Д. Хэд трактуют термин как холщовая и суконная шапка соответственно (Head D. Op. cit. P. 70; Widengren L. Op. cit. P. 150-151).
69. См.: Дандамаев М. А. Данные вавилонских документов VI-V вв. до н. э. о саках // ВДИ. 1977. № 1. С. 33-34.
70. Head D. Op. cit. P. 70.
71. Ebeling E. Op. cit. S. 208; Widengren L. Op. cit. P. 152. - Оба автора ссылаются на перевод Ястрова.
72. Литвинский Б. А. Древние кочевники "крыши мира". М., 1972. С. 130; Gropp G. Herrscherethos und Kriegsfuehrung bei Achaemeniden und Makedonen
// Aus dem Osten des Alexanderreiches: Voelker und Kulturen zwischen Orient und Okzident: Iran, Afganistan, Pakistan, Indien. Festschrift zum 65. Geburstag von Klaus Fischer. Koeln, 1984. S. 33.
73. Shahbazi A. Sh. Op. cit. P. 493.
74. К тому же такое чтение не совсем очевидно: Г. Лутц и Г. Кардашиа читали слова как "ri(?)-e-b/pu", а Э. Эбелинг - как "di(!)-e-pu" (Сardascia G. Op. cit. P. 180; Ebeling E. Op. cit. S. 209; Widengren L. Op. cit. P. 152, n. 3).
75. Bernard P. Op. cit. P. 197, fig. 2.
76. Head D. Op. cit. P. 39. О "кандисе" см.: Горелик М. В. К этнической идентификации персонажей, изображенных на предметах Амударьинского клада
// Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985. С. 36 сл.; Bittner S. Tracht und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaemeniden. Auf. I. Muenchen, 1985. S. 188-192.
77. Ср.: Арриан упоминает у скифов плетеные щиты-герроны (An., IV. 4. 4).
78. Sekunda N. V. The Persian Army. P. 21-22.
79. Head D. Op. cit. P. 37. - Амазонок могли вооружать и на манер фракийцев (Para bellum. 1998. № 6. С. 7, рис.
80. Evans J. A. S. Op. cit. P. 12.
81. Widengren L. Op. cit. P. 152, n. 1.
82. Ibid.
83. См.: Вайнштейн С. И. Мир кочевников центра Азии. М., 1991. С. 214-227; Rahe P. A. Op. cit, P. 85; Shahbazi A. Sh. Op. cit. P. 494.

Рис.: Персидские всадники. Контур изображения на терракотовом саркофаге из Клазомен. Около 500 г. до н. э. Воспроизведено по: Head D. The Achaemenid Persian Army. Stockport, 1992. Fig. 21a

© Правами на статью обладает автор.
© Правами на оформление обладает
редакция военно-исторического журнала "PARA BELLVM".
Любое использование материалов допускается только с разрешения редакции.
При использовании материалов ссылка на "PARA BELLVM" ОБЯЗАТЕЛЬНА.