N33 2012 (вышел)
N32 2010 (анонс)
N31 2009 (анонс)
N30 2008 (анонс)
N29 2008 (анонс)
N28 2007 (анонс)
N27 2007 (анонс)
N26 2006 (анонс)
N25 2005 (анонс)
N24 2004 (анонс)
N23 2004 (анонс)
N22 2004 (анонс)
N21 2004 (анонс)
N20 2003 (анонс)
N19 2003 (анонс)
N18 2003 (анонс)
N17 2003 (анонс)
N16 2001 (анонс)
N15 2001
N14 2001
N13 2001
N12 2001
N11 2000
N10 2000
N9 2000
N8 1999
N7 1998
N6 1998
N5 1998
N4 1998
N3 1998
N2 1997
N1 1997




Лелантская война
Дельфы
в греко-персидских войнах
Персидская политическая пропаганда во время восточного похода Александра Македонского
Парфянский поход Красса: военно-технический аспект
Принципат и римская армия в правление императора Тиберия
(14-37 гг. н. э.)
Афинская эфебия IV-III вв до н.э.
Использование собак
в римском военном деле
Научная жизнь - новые явления
Военная реформа Ксантиппа
Преторианские когорты:
модель и практика
Список сокращений



b43французский языкlinux howto

Обсудить в форуме
 
 

О. В. Кулишова

Дельфы
в греко-персидских войнах

Один из самых спорных вопросов истории панэллинского святилища Аполлона в Дельфах V в. до н.э., когда мы видим оракул еще в апогее славы и могущества (его расцвет приходится на VII-V вв.до н.э.), связан с позицией оракула в начальный период греко-персидских войн (500-479 гг.). Несмотря на то, что античная традиция не сохранила упреков в медизме в адрес Дельф, и после победы эллины демонстрировали традиционный пиетет в отношении святилища, историки нового времени неоднократно обвиняли жречество в проперсидской позиции. Именно так, по большей части в обвинительном духе, решалась данная проблема до середины нашего столетия, эта точка зрения сохраняется и в ряде работ последних десятилетий XX в*1. Однако с конца 50-х гг. появляются и качественно иные мнения. Первоочередное значение в этом ряду имеют диссертационное исследование Г.Цайльхофера, касающееся роли Дельф в межполисных отношениях в V в.*2, и обстоятельная статья Д.Кинаста, специально посвященная позиции оракула в событиях греко-персидских войн*3. В то время, как Г.Цайльхофер решительно отвергает медизм Дельф, Д.Кинаст высказывается более осторожно, но и он полагает, что нельзя го ворить о политике противостояния со стороны дельфийского жречества эллинскому союзу против персов.
Важнейшим источником наших сведений о позиции Дельф в связи с событиями греко-персидских войн является знаменитая "История" Геродота, который проявляет подлинный интерес к святилищу в Дельфах и хорошо знаком с дельфийской версией преданий. Значительную часть данных Геродота составляют передаваемые им пророчества пифии, в связи с чем встает вопрос о том, насколько эти оракулы аутентичны, и в какой мере они могут быть использованы в качестве источника.
Сложность проблемы подлинности сохраненных традицией дельфийских пророчеств особо отмечается в новейшей литературе. Современная гиперкритика представляет как подложные почти все оракулы, относящиеся ко времени греко-персидских войн*4, однако большинство исследователей справедливо оценивают традицию с большим доверием5. Конечно, следует учитывать как возможность более поздних интерпретаций дельфийских пророчеств, так и фальсификации, близкие по времени к оригиналу. Тем не менее, в оценке аутентичности оракулов, передаваемых Геродотом, необходимо исходить также из того обстоятельства, что существовала практика фиксации и хранения ответов Дельфийского оракула (например, в Спарте - Hdt., VI, 57, 4) и что ко времени составления сочинения Геродота (ок. 465-430 гг.) были живы участники описанных историком событий, которые могли бы опровергнуть сочинителя.
Итак, прежде всего следует обратиться к событиям кануна греко-персидских войн. Еще ранее эллинов жертвой растущего могущества персов становится лидийская держава, правитель которой, Крез, был известен чрезвычайным пиететом в отношении греческих святилищ, прежде всего, оракула Аполлона в Дельфах (о богатейших посвящениях Креза в Дельфы см.: Hdt., I, 50-52, 1; 92; Diod. Sic., XVI, 56, 6; Plut. De def. or., 401 e; Paus., X, 13, 5). Не имея возможности подробно останавливаться на разборе всех свидетельств традиции о связях Креза и Дельф, обратимся лишь к особенно значимому для нашей темы оракулу о разрушении великого царства - самому знаменитому из дельфийских пророчеств, согласно традиции адресованных Крезу. Намереваясь сокрушить растущую мощь персидской державы, лидийский правитель решает нанести упреждающий удар и, по-видимому, в поисках союзников среди греков отправляет посольство к самому авторитетному панэллинскому оракулу в Дельфах с вопросом, следует ли ему идти войной против персов и искать для этого союзников. Ответ пифии гласил: если царь пойдет войной на персов, то сокрушит великое царство (Hdt., I, 53; P-W N 53; F Q 100; см. также: Hdt., I, 46, 3; 69, 2; 75, 2; 86, 1; 91, 4; Aristot. Rhet., 1407 a 38; Diod. Sic., VIII, 31, 1; Suid., s.v. ;
Cic. Div., II, 56, 115 и др. свидетельства). Оракул также посоветовал царю отыскать самый могущественный эллинский город и заключить с ним союз (Hdt., I, 53, 3; ср.: Bengtson, SVA II N 113), и Геродот сообщает, что Крез отдал первенство Спарте*6. Лидийский царь отправил в Спарту послов с дарами и предложением союза, причем полученный оракул выдвигался в речи посланников в качестве главного аргумента для заключения договора. Согласие спартанцев мотивируется Геродотом аналогичным образом, при этом наш автор добавляет также причины более практического свойства, указывая, что Крез уже ранее оказал спартанцам ряд услуг (Hdt., I, 69,4).
Приведенный выше оракул вслед за античной традицией современными учеными обычно рассматривается как хрестоматийный пример двойственного характера ответов дельфийского бога. Для Геродота несомненно то, что Крез неверно истолковал дельфийское пророчество из-за собственной самонадеянности () и тем самым утвердился в движении к собственной гибели - пути, предначертанном богами (напр.: Hdt., I, 71 и др.). Однако вероятно, что Крез был не столь уж далек от истины в своем толковании, и первоначальный ответ пифии вполне определенно имел в виду победу Креза. Важнейшие аргументы в пользу этого: 1) могущество лидийской державы убедительно объясняет то, что сам Крез и греческая общественность во главе с Дельфами считали победу Лидии над персами вполне возможным делом; 2) рекомендация пифии искать союза с эллинами также больше согласуется с указанным толкованием, иначе трудно объяснить, почему Дельфы, зная о гибели Лидии, решили обречь на неудачу и смерть и лучшие силы греков; 3) для чего понадобилась столь значительная апология Аполлона, которую Геродот вкладывает в уста пифии (Hdt., I, 91), если единственной причиной необоснованного обвинения бога со стороны Креза в неблагодарности (Hdt., I, 90, 4) являлась собственная ошибка лидийского правителя; 4) необъяснимым остается и та полная гармония, которая царит в отношениях Крез - Дельфы уже после получения данного пророчества. Ведь обрадованный таким ответом Крез вновь отправил посольство в святилище с дарами дельфийцам, каждый из которых получил по 2 золотых статера, за что те предоставили Крезу и лидийцам право первыми вопрошать оракул, свободу от пошлин и налогов и почетные места на Пифийских играх, кроме того, каждый лидиец получил право гражданства в Дельфах на вечные времена (Hdt., I, 54). Это сообщение Геродота, несомненно, восходит к документальному источнику*7.
Очевидно, что приводимое Геродотом толкование оракула в пользу персов было сделано после того, как стала известна печальная судьба Лидии и ее правителя*8. Таким образом, знаменитый оракул Крезу, учитывая также традиционные симпатии оракула лидийским правителям, свидетельствует о том, что в середине VI в., в эпоху нарастания персидской экспансии в Малой Азии, до падения Сард (oколо 545 г.) успешная борьба Креза в союзе с греками против персов полагалась в Дельфах вполне вероятным предприятием.
Первые указания на преобладание в Дельфах иных настроений связаны с прорицанием, адресованным жителям Книда, которые обратились в Дельфы еще до ионийского восстания. Геродот повествует, что во время завоевания Ионии Гарпагом книдяне стали прокапывать узкую полосу земли, чтобы превратить свою землю в остров, однако во время этих работ на них обрушились несчастья (рабочие страдали от всевозможных травм, особенно от повреждений глаз), из-за которых они и отправили послов в Дельфы вопросить бога о том, что препятствует им в выполнении их замысла. Пифия же, по рассказам книдян, которые и передает Геродот, изрекла стихами в трехстопном размере ответ, запрещавший вести начатые работы на том основании, что превращение части суши в остров находится лишь в компетенции Зевса (Hdt., I, 174; P-W N 63; F Q 112). Получив такое прорицание, книдяне прекратили работы и сдались Гарпагу без боя. Данное предсказание несомненно свидетельствует о том, что в Дельфах теперь очень пессимистически оценивали шансы вступивших в борьбу против персов. В этом же ряду безрадостных пророчеств стоит совет пифии фокейцам переселиться на Кирн (Корсику), чтобы избегнуть персидского господства (Hdt., I, 165; P-W N 49; F Q 93), а также предсказание падения Милета (Hdt., VI, 18-19; P-W N 84; F Q 134; cм. также: Hdt., VI, 77, 2).
Мы не имеем данных традиции о политике жречества во время похода Датиса и Артаферна (490 г.), позиция же Дельф в связи с походом Ксеркса в 480 г. освещена Геродотом в следующих аспектах: 1) изложение событий и оракулов, имеющих отношение к Дельфам, в связи с попытками участников эллинского союза против персов привлечь на свою сторону другие греческие полисы (прорицание Криту и Аргосу, действия сицилийского правителя Гелона); 2) оракулы и другие сведения в отношении полисов-участников антиперсидского союза (прорицания спартанцам, два оракула афинянам, а также оракул, полученный дельфийцами и адресованный грекам в целом).
Итак, чтобы склонить на свою сторону другие греческие общины, союзники отправили туда специальные посольства. Геродот повествует, что в такой ситуации за советом в Дельфы обратились Аргос и Крит. Критяне отправили послов в Дельфы вопросить бога, лучше ли будет для них помочь Элладе или нет. В ответ пифия напомнила им о древнем предании, согласно которому жители Крита были наказаны проклятьем умершего Миноса, когда не отомстили за его вероломное убийство, а выбрали вместо этого поддержку похода Менелая в Трою (Hdt., VII, 169, 2; P-W N 93; F Q 145). Смысл совета пифии состоял в том, что и в случае, если бы они теперь оказали поддержку союзникам, Крит, учитывая его удаленность от Средней Греции, по-прежнему подвергался бы персидской угрозе и не мог бы ожидать помощи от материковой Греции. Оракул был, таким образом, наилучшим практическим советом в данной ситуации. А ведь тот, кто обращался к оракулу с вопросом , вправе были ожидать, что при ответе пифия будет исходить, прежде всего, из его интересов*9.
Относительно Аргоса Геродот сообщает, что когда его жители узнали, что эллины собираются вовлечь их в войну с персами, то отправили послов в Дельфы вопросить бога, как им лучше всего поступить. Историк указывает и на особые обстоятельства ситуации в Аргосе: ведь незадолго до этого 6 тысяч аргосцев пало в борьбе против лакедемонян во главе с их царем Клеоменом, сыном Анаксандрида, что, согласно Геродоту, стало причиной отправки посольства в Дельфы. Пифией был дан ответ (Hdt., VII, 148; P-W N 92; F Q 144), вполне определенно рекомендующий аргосцам оставаться дома, не предпринимать никаких решительных действий, беречь голову, которая спасет и тело. Этот последний совет Г.Цайльхофер, опираясь на встречающуюся в античной литературе аллегорию ( - руководство полиса, - община; ср.: Aristot. Pol., V, 2, 7), предлагает толковать как указание на внутриполитическую ситуацию в Аргосе, которая претерпела существенные изменения после поражения аргосцев при Сепии (Hdt., VI, 83; Aristot. Pol., V, 2, 8): совет беречь голову имеет в виду сохранить ко всеобщему благу существовавшую власть*10. В результате значительных потерь и внутриполитичеcких катаклизмов Аргос едва ли был в состоянии эффективно поддержать борьбу греков с персами. Как представляется, и в этом случае речь не может идти о медизме Дельф, ведь прорицание оракула учитывает лишь существовавшую в Аргосе ситуацию. Хотя аргосцы не сразу отказались от участия в союзе (Hdt., VII, 148-150), однако, в конечном счете, они все же не нарушили указаний оракула.
Повествование Геродота некоторым образом связывает с Дельфами и позицию сиракузского тирана Гелона, к которому эллины также отправили гонцов за помощью, но посольство это не имело успеха (VII, 153; 157-162). Тогда этот правитель, тотчас после вторжения персов в Грецию, отправляет посла с конфиденциальным поручением на трех 50-весельных кораблях, нагруженных сокровищами, в Дельфы, где этому посланнику - Кадму с Коса - следовало ждать исхода борьбы. Кадм был проинструктирован следующим образом: в случае победы персов передать Ксерксу сокровища, а также землю и воду в знак подчинения царю владений Гелона; если бы победили греки, он должен был вернуться со своей экспедицией, что он, в конечном счете и сделал (Hdt., VII, 163-164). Любопытен факт использования Дельф в качестве подходящей базы для ожидания. По мнению Г.Парка, хотя до нас не дошли свидетельства о консультации Гелона в Дельфах, но ему, по-видимому, было известно намерение Дельф сохранять нейтралитет и капитулировать перед Персией в случае необходимости*11. Представляется, однако, что выбор Гелона в данной ситуации мог быть продиктован и иными соображениями: крупнейший религиозный центр Эллады мог обеспечить большую безопасность послу с подобной миссией и стать центром возможных переговоров с персами в случае их победы.
Особенно ярко характерный в тот период для Дельф взгляд на исход борьбы с Варваром обнаруживается в прорицаниях, адресованных участникам антиперсидской коалиции до важнейших сражений 480 г. По Геродоту, еще в самом начале войны спартанцы получили малоутешительное изречение оракула, согласно которому или Лакедемон будет разрушен варварами, или ему придется оплакивать одного из царственных потомков Геракла (Hdt., VII, 220; P-W N 100; F Q 152).
Геродот приводит стихотворный текст оракула в контексте рассказа о героической гибели спартанского царя Леонида. Наш автор не сомневается в подлинности этого оракула, который, по его мнению, стал одной из причин, определивших решение Леонида стоять до конца при Фермопилах: ведь жертвенная смерть царя, на которую тот идет сознательно, должна была стать ценой спасения Лакедемона. У более поздних античных авторов подлинность этого оракула также не вызывает сомнений (Diod., XI, 4, 4; Plut. Pelop., 21).
Современные исследователи настроены более скептически. В пользу позднего составления оракула выдвигаются различные доказательства, главными среди которых являются следующие. Альтернатива, которая составляет содержание пророчества (либо Спарта погибнет, либо смерть суждена ее царю), слишком точно воспроизводит ситуацию сражения при Фермопилах. Смерть царя в борьбе с врагом, скорее, могла бы означать в действительности дальнейшие беды, а не спасение для Лакедемона. К тому же в высшей степени невероятно звучит в устах пифии сравнение Ксеркса с Зевсом, особенно после победы греков. Осквернение его трупа, на которое намекает оракул в последней строке (а такие действия в отношении доблестных врагов не были типичными для персов), также нельзя было предвидеть. Кроме того, знаменитая эпитафия говорит об иных мотивах стойкости павших при Фермопилах - она прославляет их за доблестную смерть, которую они приняли, следуя спартанским законам ( - Hdt., VII, 228), по образному выражению Г.Берве, исполняя дух лакедемонского космоса*12. По-видимому, не оракул определил поведение Леонида, а напротив, этот трагический случай стал основанием для составления оракула.
Одно из важнейших свидетельств Геродота касается Афин (VII, 139-144). Вознося хвалу Афинам и прославляя их заслуги в борьбе с персами, Геродот подробно рассказывает о посольстве афинян в Дельфы. После обычных обрядов в священном участке афинские послы вступили в святилище и там воссели. Пифия по имени Аристоника изрекла им оракул, советующий немедленно бежать "к земному пределу", так как городу их уготованы тяжелейшие несчастья (Hdt., VII, 140; P-W N 94; F Q 146).
Геродот повествует далее, что этот ответ оракула глубоко опечалил афинских послов. Однако, когда они уже впали в отчаяние от возвещенных бедствий, некто Тимон, сын Андробула, один из самых уважаемых людей в Дельфах, посоветовал им вернуться в святилище с оливковыми ветвями в качестве "умоляющих бога о защите". Афиняне так и поступили и обратились к богу с просьбой о более милостивом прорицании для родного города, угрожая в противном случае не покинуть святилища вовсе и остаться здесь до конца своих дней (Hdt., VII, 141). Геродот сообщает и второй оракул, адресованный афинянам, не столь безнадежный, как первый, в нем спасение связывалось с деревянной стеной, а Саламин назывался божественным островом (Hdt., VII, 141; P-W N 95; F Q 147).
Далее Геродот указывает, что это изречение оракула послы записали, так как оно казалось им милостивее первого, и затем возвратились в Афины. По прибытии они объявили ответ оракула народному собранию (Hdt., VII, 142). Относительно смысла этого второго оракула в Афинах развернулись чрезвычайно оживленные дебаты. Дальнейшее изложение Геродота, повествующего о попытках толкования этого пророчества, представляет собой, по справедливому замечанию М. Нильссона, великолепный пример практичности, демонстрируемой в интерпретации оракулов*13, а также использования пророчеств в политической борьбе. Относительно толкования оракула высказывались главным образом два следующих мнения: некоторые старики считали, что выражение "деревянная стена" относится к ограде Акрополя, которая в древние времена представляла собой плетеную изгородь из терновника. Однако, как становится ясно из последующего повествования Геродота, сторонники этого толкования ошибались, и персы захватили и афинский кремль (Hdt., VIII, 51). Другие же говорили, что под "деревянной стеной" Пифийский бог подразумевает корабли, и предлагали поэтому привести флот в боевую готовность. Однако сторонников такой интепретации прорицания смущали два последних стиха пифии о "божественном Саламине", так как толкователи понимали их как предсказание поражения афинян в морском сражении при Саламине (Hdt., VII, 142).
Фемистокл же, по словам Геродота, недавно выдвинувшийся на первое место среди наиболее влиятельных из граждан, утверждал, что эти последние строки относятся к врагам, а не к афинянам, ведь в противном случае Саламин был бы назван не "божественным", а "несчастным". Поэтому Фемистокл советовал афинянам готовиться к морской битве, так как "деревянная стена" и есть корабли. Аргументы Фемистокла понравились афинянам гораздо больше, чем объяснение толкователей оракулов, которые были против приготовлений к битве на море и вообще советовали даже не поднимать руки на врага, но покинуть Аттику и поселиться где-нибудь в другой стране (VII, 143; ср.: Plut. Them., 10). Вес словам Фемистокла придала победа греческого флота при Артемисии у северного побережья Эвбеи и поддержка, которой пользовался Фемистокл у тех, кто составлял команды афинских кораблей*14. Таким образом, афиняне решили по совету бога встретить всей своей военной мощью на море нападение варваров на Элладу вместе с эллинскими городами, которые пожелали к ним присоединиться (Hdt., VII, 144).
В первом оракуле афинянам, скорее, можно усмотреть не свидетельство медизма Дельф, а предостережение дельфийского жречества относительно угрожающей Афинам катастрофы. Во втором пифийском изречении мы видим уже два мотива: во-первых, неотвратимое разрушение города, во-вторых, проблеск надежды в словах о деревянной стене, которой единственной суждено уцелеть, и в двух последних строках о божественном Саламине. Эти два указания точно отражают стратегический план Фемистокла запереть в теснине Саламина численно превосходящий флот персов. Как представляется, информированное*15 об этом плане, вероятно, афинскими послами, дельфийское жречество устами пифии дает теперь более оптимистичный прогноз, который должен был означать, что сражение на суше не дает афинянам никакой надежды на успех, только с применением флота в теснине Саламина должны связываться их ожидания спасения. Толкование Фемистокла предполагало, что в Дельфах безусловно стоят на стороне греков, объединившихся против персов, иначе зачем Фемистоклу настойчиво искать одобрения Дельф, медизм которых был бы широко известен.
Сходный с духом второго прорицания афинянам характер носит ответ Пифийского бога, адресованный дельфийцам, но касающийся греков в целом. Геродот сообщает, что дельфийцы, страшась за свою судьбу и участь всей Эллады, вопросили бога, который ответил им: "...нужно молиться ветрам, ибо они будут могучими союзниками Эллады" (Hdt., VII, 178; P-W N 96; F Q 148). Наш автор повествует, что из Дельф этот ответ оракула был распространен среди всех свободолюбивых эллинов, которые испытывали страх перед персами, за что дельфийцы, это прорицание "им возвестив, благодарность навеки стяжали". Затем они воздвигли ветрам алтарь в Фие, где находилось и святилище Фии, дочери Кефиса, от имени которой происходило название этого места, и принесли там жертвы. Геродот указывает, что и в его время в память этого оракула дельфийцы умилостивляют ветры жертвоприношениями (VII, 178).
Г.Парк справедливо подчеркивает, что не нужно обладать даром предвидения, чтобы определить ожидание гибели персидского флота в результате бури как важнейшую греческую надежду, ведь подобное не было редкостью (гибель флота Мардония у Афона, потеря эскадры около Эвбеи). Именно в связи с последним из упомянутых инцидентов рассказывает Геродот об анонимном оракуле афинянам, которые по велению божества призвали себе на помощь своего "зятя" Борея. Наш автор указывает, что Борей, по словам самих афинян, уже и раньше помогал им и на этот раз вызвал бурю (Hdt., VII, 189). Геродот приводит здесь, таким образом, распространенное среди греков мнение, которому и сам следует. По нашему мнению, данное дельфийское пророчество имеет в виду, что спасение для Греции придет с моря. Таким образом, хотя союзники и не получили из Дельф какой-либо особенной поддержки, данные традиции вовсе не говорят о политике противостояния союзу эллинов со стороны святилища.
Добавим к этому и содержание клятвы эллинов: "всякий эллинский город, предавшийся персидскому царю, не вынужденный [к этому] необходимостью, в случае победы союзников обязан уплатить десятину дельфийскому богу" (Hdt., VII, 132, пер. Г.А.Стратановского; ср.: Diod., XI, 3, 3). Содержание этого соглашения, по-видимому, не случайно напоминает о знаменитой клятве амфиктионов примерно наказать того, кто нанес ущерб амфиктионам или Дельфийскому святилищу, и сровнять с землей такой город (ср.: Aeschin., II, 115). Если эллины при основании своего союза угрожали "друзьям персов" подобным наказанием, то они, по-видимому, считали их преступниками перед Дельфийским богом.
На начальном этапе войны до 480 г. позиция святилища характеризуется осторожностью и искренним неверием в возможность успешного противостояния персидскому нашествию, что отразилось как в оракулах, которые могут быть признаны аутентичными, так и в прорицаниях, составленных post eventum. Однако, кроме предосторежений в дельфийских прорицаниях (оракуле, адресованном дельфийцам, и втором пророчестве афинянам), мы видим и другой мотив: надежды греков связывались, прежде всего, с морем, как показали дальнейшие события, вполне обоснованно.
Далее, Геродот предоставляет нам также целый комплекс свидетельств о позиции Дельф после 480 г. и отношении греков к святилищу после победы: знаменательный факт о том, что святилище осталось в неприкосновенности в период персидского нашествия, при этом объясняя его сверхъестественным вмешательством, оракулы афинянам и спартанцам, касающиеся сражения при Платеях, рассказ о посвящении 1/10 трофеев и других дарах греков в Дельфы.
Рассмотрим эту группу свидетельств подробнее. Геродот согласно дельфийской традиции красочно рассказывает о том, как попытка нападения на святилище была остановлена божественным вмешательством (Hdt., VIII, 35-39). Наш автор сообщает, что часть персидской армии с опытными проводниками двинулась к Дельфам, чтобы разграбить святилище и передать его сокровища Ксерксу. Геродот добавляет, что персидскому царю "сокровища дельфийского святилища были известны лучше оставленных им в своем доме: [у персов] только и было толков, что о сокровищах в Дельфах, в особенности же о посвятительных дарах Креза, сына Алиатта" (Hdt., VIII, 35, пер. Г.А.Стратановского). Опасаясь за судьбу святилища, дельфийцы в страхе вопросили оракул, закопать ли им в землю храмовые сокровища или вывезти в другую страну; Аполлон же запретил им трогать сокровища и сказал, что сам сумеет их защитить (Hdt., VIII, 36,1; P-W N 97; F Q 149; ср.: Diod., XI, 14, 2; Paus., X, 8, 7). Поэтому дельфийцы покинули город, в нем осталось лишь 60 человек, среди которых был жрец Акерат, который первым заметил чудесные явления на территории священного участка - появление героев Филака и Автоноя, поражавшие врагов перуны, обрушившиеся с вершин Парнаса каменные глыбы и другие знамения, которые повергли персов в ужас и позволили спустившимся с гор дельфийцам перебить врагов (Hdt., VIII, 37-39).
Весь рассказ Геродота об удивительном спасении святилища современные исследователи рассматривают как дельфийскую версию, cоставленную post factum, а тот факт, что святилище в Дельфах в период персидской оккупации не было занято и разграблено варварами, зачастую приводится как доказательство медизма Дельф. Принимая возражения современных антиковедов относительно сверхъестественного вмешательства в спасение святилища, заметим, однако, что, на наш взгляд, то обстоятельство, что святилище уцелело в период персидской оккупации, вовсе не является доказательством особой дружбы жречества с Ксерксом. Сам факт неудачного нападения на Дельфы кажется вполне историческим и требует особого комментария.
Если бы описанное Геродотом военное предприятие персов против Дельф (которое сам Геродот связывает с намерением Ксеркса) было организовано по приказу Ксеркса, это был бы самый веский аргумент против медизма Дельф. Однако еще Г.Помтовым, которого в настоящее время поддерживает целый ряд исследователей, было убедительно доказано, что эта военная экспедиция, очевидно, не являлась официальной акцией, совершенной по указанию персидского командования*16.
Таким образом, попытка захватить и разграбить святилище не была официальным предприятием и не может быть приведена в качестве аргумента против медизма Дельф. Однако, как представляется, объяснение неприкосновенности святилища простым подкупом со стороны жречества не является убедительным. По-видимому, в отношении Дельф для персов существенными могли оказаться и более значимые соображения.
Д.Кинаст в своем исследовании делает особый акцент на том, что персы для греков были, прежде всего, осквернителями святынь и преступниками перед эллинскими богами*17. Действительно, хотя Ксеркс и демонстрировал неоднократно пиетет в отношении греческих святынь и обычаев (Hdt., VII, 42 sq.; 191; 197, 4; VII, 54 sq.), греческая пропаганда, по-видимому, еще со времен разрушения Афин представляла персов именно таким образом, причиной для чего была также судьба святилищ в Милете и других греческих городах (Hdt., VI, 13, 3; 19,3; 96; 101, 3; ср. для характеристики антиперсидской пропаганды греков в целом: VI, 31 sq.). Персам эти настроения были хорошо известны уже в 490 г., как показывает подчеркнуто уважительное обращение к жителям Делоса и возвращение похищенной статуи Аполлона в святилище на этом острове (Hdt., VI, 97; 118). С другой стороны, позднее персы предали огню святилища в Элладе из мести за сожжение Сард (Hdt., V, 102, 1; VII, 8, 3; 11, 2), после победы при Фермопилах персы прошли по землям фокейцев и разрушили там множество поселений и святынь, было сожжено и святилище с оракулом Аполлона в Абах (Hdt., VIII, 33), особенным кощунством считали греки разрушение Акрополя в Афинах.
Однако к разрушению и разграблению греческих храмов персов толкали, скорее, чисто практические соображения, ведь святилища были расположены, как правило, в стратегически выгодных местах и легко могли быть превращены в оплот сопротивления, к тому же стоящая добыча находилась именно в храмах*18. Вполне уместным при этом кажется замечание Г.Цайльхофера о том, что персы специально не вели борьбу с греческими святилищами, тем более не хотели их сознательно разрушать; это противоречило бы их религиозной толерантности*19. С точки зрения последующего устройства персидской державы разграбление или даже разрушение Дельф - одного из величайших греческих святилищ - вряд ли было целесообразным. Таким образом, Дельфы остались в неприкосновенности даже в период персидской оккупации вовсе не из-за медизма дельфийского жречества, а, прежде всего, потому, что враждебные действия в отношении святилища в очень малой степени послужили бы интересам персов.
Обращаясь к реконструкции позиции Дельф и оценки святилища в глазах греческой общественности уже после Саламинского сражения, следует заметить, что теперь, наконец, по образному выражению Д.Кинаста, нимб персидской непобедимости, под впечатлением которого находились Дельфы, был разрушен*20. После Саламина Дельфы окончательно отказались от своей сдержанной политики в отношении эллинского союза и активно поддержали его сопротивление персам. Это отразилось в прорицании, которым непосредственно перед сражением при Платеях был недвусмысленно обнадежен пифией Аристид. Дельфийский бог возвестил, что афиняне одолеют врага, если будут молиться Зевсу, Гере Киферонской, Пану и сфрагидийским нимфам, принесут жертвы героям Андрократу, Левкону, Писандру, Дамократу, Гипсиону, Актеону и Полииду и примут бой на собственной земле - на равнине Деметры Элевсинской и Персефоны (Plut. Arist., 11, 3; P-W N 102; F Q 154). Конкретные ритуальные предписания присоединены в этом пророчестве к более общим указаниям относительно места сражения, но, несомненно, в целом оракул носит ободряющий характер. Плутарх трактует предсказание как загадку, так как Аристид был поставлен в тупик следующим обстоятельством: ведь указанные герои были родоначальниками платейцев, и пещера сфрагидийских нимф находилась на одной из вершин Киферона, равнина же Элевсинской Деметры заставляла думать об Аттике как собственной земле афинян. Все стало ясным, лишь когда в соответствие с вещим сном командующего платейцами Аримнеста был найден у подножия Киферона древний храм, посвященный Деметре Элевсинской и Персефоне. Платейцы передали эту землю Афинам, чтобы таким образом были выполнены все условия оракула, и эллины одержали победу.
В этом рассказе о том, каким же образом оракул был исполнен, и видит Г.Парк те позднейшие объяснения, которые сопровождают аутентичное прорицание: афиняне стремились к возвращению своей территории, захваченной персами, этому в значительной степени мог бы помочь соответствующий оракул из Дельф, Аристид же, возможно, сообщил в Дельфы об Элевсинской равнине как о предполагаемом месте сражения, а затем уже были придуманы предлоги, которые бы сделали оракул справедливым и в новой военной ситуации*21.
После победы при Платеях был еще раз подтвержден традиционный авторитет святилища в религиозных вопросах и взгляд на Дельфы как лучшее место для посвящений. Именно Дельфам эллины посвятили лучшую часть добычи (22) после экспедиции против Андроса. Позднее из этой части добычи была выполнена статуя человека, высотой в 12 локтей, с корабельным носом в руке (Hdt., VIII, 121 sq.), которая, должно быть, изображала Аполлона (cр.: Paus., X, 14, 5). Вместе с посвящением эллины сообща вопросили бога, достаточно ли он получил даров и доволен ли ими. Ответ Пифии гласил, что бог получил достаточно от прочих эллинов, но не от эгинцев, от которых он требует награды за доблесть в битве при Саламине (Hdt., VIII, 122; P-W N 105; F Q 157). Ведь, как рассказывали, перед или во время морского сражения эгинцам явились Диоскуры и Аполлон Дельфиний, которые повели их к победе (ср.: Plut. Lys., 12, 1; Cic. De div., I, 75). Узнав о таком ответе бога, эгинцы посвятили богу три золотые звезды, которые были водружены на мачте и поставлены в углу святилища рядом с подношением Креза - сосудом для смешения вина (Hdt., VIII, 122). Требованием особых приношений от эгинцев Пифия относила победу греков на счет Аполлона. О таком же мнении свидетельствует уже упомянутая статуя бога с рострами как победителя в морском сражении при Артемисии и при Саламине (ср.: толкование "оракула о ветрах" и о "деревянной стене" как указания бога в пользу ведения военных действий на море).
После сражения при Платеях эллины почтили богов, за которых они сражались и поддержка которых обеспечила им победу, щедрыми дарами. Из десятины добычи, посвященной Зевсу Олимпийскому, была сооружена, по словам Геродота, медная статуя Зевса в десять локтей высоты, Посейдону Истмийскому была воздвигнута из посвященной ему десятины такая же статуя в семь локтей (Hdt., IX, 81, 1; ср.: Paus., V, 23, 1; X, 14, 5). Как уже было указано, Аполлону же из посвященной добычи была сооружена статуя в 12 локтей высотой (Hdt., VIII, 120; Paus., X, 14, 5). Дельфийскому Аполлону была также посвящена десятая часть добычи, причем именно с приношений Аполлону начинает рассказ о дарах эллинов богам Геродот. Из этой десятины был сделан и посвящен Аполлону золотой треножник, который стоял, как сообщают античные авторы, на трехглавой медной змее непосредственно у алтаря (Hdt., IX, 81, 1; Paus., X, 13, 9; см. илл.). На этом треножнике была сделана скандально знаменитая надпись спартанского военачальника Павсания, которая приписывала победу ему одному, взамен ее лакедемоняне вырезали имена всех городов, воздвигнувших этот жертвенный дар после общей победы над Варваром (Thuc., I, 132, 3; ср.: Hdt., VIII, 82; Ps.-Demosth., 59, 97 sq.; Plut. De malign. Her., p. 873 c; Paus., III, 8, 2; Bengtson, SVA II N 130; ML N 27).
Уже сразу после своей победы над Мардонием при Платеях эллины вопросили оракул в Дельфах относительно жертвоприношений, этим фактом Дельфы вновь связывались с этой победой. Пифийский бог велел соорудить алтарь Зевсу Освободителю (Элевтерию), но жертв не приносить до тех пор, пока по всей стране не будет погашен огонь, оскверненный персами, и зажжен новый, чистый - от общего алтаря в Дельфах (Plut. Arist., 20, 4; P-W N 104; F Q 156). Фукидид (II, 71, 2) вкладывает в уста платейцев упоминание о том, что Павсаний после победы над персами принес торжественную жертву Зевсу Освободителю, Геродот же поразительным образом вообще не упоминает ни о жертве, ни о культе. Все же историчность сообщаемых Фукидидом и Плутархом событий вряд ли может быть подвергнута сомнению. Обращение Павсания в Дельфы с вопросом относительно жертвоприношений выглядит очень уместно, учитывая традиционные тесные отношения Спарты и святилища в Дельфах. С другой стороны, именно Дельфы имели безусловное первенство в Греции в вопросах религиозных, прежде всего, касающихся учреждения новых культов, поэтому новый культ Зевса Элевтерия мог быть установлен только с помощью оракула в Пифо.
Таким образом, греки после своих важнейших побед демонстрируют особенный пиетет в отношении Дельф, который никак не согласуется с приписываемой святилищу проперсидской позицией. Попытки сторонников такого мнения объяснить это противоречие не кажутся убедительными*23.
Прежде чем подвести общий итог, обратимся еще к одному аргументу сторонников медизма Дельф. До некоторой степени такая точка зрения основывается на несомненном персофильстве большей части Амфиктионии. Такая идентификация святилища, т.е. его жречества, с членами Синедриона в том, что касается политической и религиозной позиции, вряд ли допустима. Обвиняя членов Дельфийской амфиктионии в предательстве, патриотически настроенные эллины вовсе не распространяли эту вину на дельфийское жречество и божество, о чем свидетельствует их клятва передать именно Аполлону в Дельфах десятину имущества провинившихся. К V в. некогда установленное единство между Дельфами и Амфиктионией уже было нарушено, что убедительно доказывает на страницах своей работы Г.Цайльхофер. И если Дельфы пока и не находились в противостоянии большинству Амфиктионии, как это случится немногим позже (особенно в период оккупации святилища фокейцами с 457 г.), то и отождествлять их политику не представляется возможным. К тому же, следует учитывать и то, что персофильская позиция Дельф, без сомнения, нанесла бы ощутимый удар отношениям святилища со Спартой, которая, наряду с Афинами, была наиболее яростной поборницей эллинской свободы; в случае медизма Дельф тесным отношениям Спарты со святилищем в эпоху, непосредственно следующую за главными событиями греко-персидских войн, едва ли можно найти убедительное объяснение*24.
В заключение еще раз попытаемся систематизировать аргументы против медизма Дельф. Как нам представляется, данные традиции, прежде всего, оракулы критянам, аргосцам и первое прорицания афинянам, которые обычно выдвигаются в доказательство дельфийского медизма, свидетельствуют не о проперсидских настроениях в Дельфах, а лишь о пессимистическом взгляде жречества на исход борьбы греков с персами, для чего имелись весьма веские основания. Дельфийское жречество хорошо было осведомлено о международных делах и, по всей вероятности, после падения Лидийской державы и печальной судьбы Креза, выступление которого против персов оно поддержало, вплоть до событий 480 г. искренне полагало, что противостояние Персии не будет иметь успеха. Кроме того, с точки зрения тогдашних обстоятельств для этих полисов названные оракулы были лучшей практической рекомендацией.
Как уже отмечалось, тот факт, что святилище не было разграблено персами в период нашествия, и то обстоятельство, что большая часть Дельфийской Амфиктионии перешла на сторону персов, также не могут однозначно свидетельствовать в пользу проперсидских настроений в Дельфах. Далее, как представляется, в Дельфах нашел отклик план Фемистокла, связанный с ведением военных действий на море, а после важных побед греков в Дельфах окончательно утвердилась вера в победу эллинов. Сохраненные традицией оракулы в связи со сражением при Платеях, посвящения в Дельфы после победы, а также консультации с оракулом относительно жертвоприношений показывают, как тесно эллины-союзники связывали себя с оракулом в Дельфах и Пифийским Аполлоном. Очевидно, что греки не полагали роль Дельф в войне предательской, об этом свидетельствуют и знаменитая клятва союзников, и щедрые посвящения, которые греки после своей окончательной победы направили Аполлону в Дельфы, и тот факт, что именно у Пифийского Аполлона консультировались относительно жертво-приношений в честь победы.

Примечания:
*1 Ср., напр.: Elayi J. Le rфle de l`oracle de Delphes dans le conflit grйco-perse d`aprиs les Histoires d`Hйrodote // IA. Vol. XIII. 1978. P. 93-118; Vol. XIV. 1979, P. 67-151.
*2 Zeilhofer G. Sparta, Delphoi und die Amphiktyonen im 5. Jahrhundert vor Christus. Erlangen, 1959.
S. 25-33.
*3 Kienast D. Die Politisierung des griechischen Nationalbewutseins und die Rolle Delphis im groen Perserkrieg // Rom und der griechische Osten. Festschrift fьr H.H.Schmitt zum 65. Geburtstag / Hrsg. von Ch.Schьbert und K.Brodersen. Stuttgart, 1995. S. 117-133.
*4 Crahay R. La littйrature oraculaire chez Hйrodote. Paris, 1956; Fontenrose J. The Delphic Oracle: Its Responses and Operations with a Catalogue of Responses. Berkeley, 1978.
*5 См.: Nilsson M.P. Das Delphische Orakel in der neuesten Literatur // Historia. Bd. VII. 1958. S. 237-250; особ. см. S. 245 ff.; Zeilhofer G. Sparta... S.26; Brenk F.E. Rec. in: Fontenrose J. The Delphic Oracle...// Gnomon. Bd. 52. H. 8. 1980. P. 700 ff.; Robertson N. Rec. in: Fontenrose J. The Delphic Oracle... // Phoenix. Vol. XXXVI. 1982. № 4. P. 358 ff.; Bremmer J.N. Rec. in: Fontenrose J. The Delphic Oracle... // Mnemosyne. Vol. XXXVI. 1983. Fasc. 3-4. P. 441-442; Hammond N.G.L. The Expedition of Xerxes // CAH. Vol. IV2. 1988. P. 541; Kienast D. Die Politisierung... S. 117.
*6 В этом указании Дельф можно усмотреть механизм рекрутирования греческих наемников иноземными правителями (ср. готовность египетского фараона Амасиса, широко опиравшегося на греческих наемников, подписаться на значительные средства для восстановления сгоревшего в 548 г. храма в Дельфах, см. Hdt., II, 180). Cp.: Jeffery L.H. Greece before the Persian Invasion // CAH. Vol. IV2. 1988. P. 349.
*7 Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957. С. 28; 30. См. также: How W.W., Wells J. A Commentary on Herodotus. Vol. 2. Oxford, 1928. Ad I, 54; Parke H. Croesus and
Delphi// GRBS. Vol. 25. 1985. P. 216, n. 13.
*8 По-видимому, тема неверного истолкования Крезом прорицания в результате излишней самоуверенности, надменности происходит из дельфийского источника, который использует в своем изложении Геродот. Оно как нельзя лучше соответствует морализаторскому характеру данного пассажа. Об аргументации в пользу этого мнения см.: Heuss A. Motive von Herodots lydischen Logos // Hermes. Bd. 101. 1973. S. 401-403; Erbse H. Studien zum Verstдndnis Herodots. Berlin - New York, 1971. S. 20; Flower H. Herodotus and Delphic Traditons about Croesus // Georgica. Greek Studies in Honour of Gerge Cawkwell. London, 1991. P. 71.
*9 Berve H. Das Delphisvhe Orakel [1949] // Gestaltende Krдfte der Antike. 2. Aufl. Mьnchen, 1966. S. 22 ff.
*10 Подробнее см.: Zeilhofer G. Sparta... S. 27-28.
*11 Parke H.W., Wormell D.E.W. The Delphic Oracle. Vol. I. P. 166.
*12 Berve H. GG. Bd. I2. Freiburg, 1951. S. 257.
*13 Nilsson M.P. Cults, Myths, Oracles, and Politics in Ancient Greece. Lund, 1951. P. 126.
*14 Kienast D. Die Politisierung... S. 130.
*15 Об этом см.: Parke H.W., Wormell D.E.W. The Delphic Oracle. Vol. I. P. 170 f.; Jameson M.H. A Decree of Themistocles from Troizen // Hesperia. Vol. XXIX. 1960. P. 198 ff.; Zeilhofer G. Sparta... S. 30.
*16 Pomtow H. Die Perserexpedition nach Delphoi // Jahrbuch fьr klassische Philologie. Bd. 129. 1884. S. 225 ff.: "это было не экспедицией, отправленной прямым указанием Ксеркса..., а, скорее, походом варварского сброда, грабителей и мародеров..." (S. 250).
*17 Cм. об этом: Kienast D. Die Politisierung... S. 129; 132.
*18 Kienast D. Die Politisierung... S. 124.
*19 Zeilhofer G. Sparta... S. 31.
*20 Kienast D. Die Politisierung... S. 130.
*21 Parke H.W., Wormell D.E.W. The Delphic Oracle. Vol. I. P. 175-176.
*22 О понятии см.: Gauer W. Weihgeschenke aus den Perserkriegen. Tьbingen, 1968. S. 33.
*23 М.Нильсон: "греки, по-видимому, не заметили антинациональную позицию оракула" (Nilsson M.P. Geschichte der griechischen Religion. Bd. I. S. 653) или "не помнили двойственной позиции Дельф" (Nilsson M.P. Cults... P. 127); У.Форрест об отношении греков к святилищу после 479 г.: это не более чем "фарс, исполненный победившими греками, чтобы тщательно скрыть тот факт, что их бог им изменил (Forrest W.G.G. Delphi 750-500 B.C. // CAH. Vol. III2. Pt. 3. 1982. P. 319); Дж.Файн: "греки были рады тому, что Дельфы сменили медизм начального периода войны на поддержку эллинов после Саламина", это было значимо и с точки зрения поднятия морального духа и для борьбы с теми членами Амфиктионии, которые были повинны в медизме (Fine J.V.A. The Ancient Greeks: A Critical History. London, 1983. P. 326). Ср. также мнение выступающего в целом против проперсидской позиции Дельф Д.Кинаста: "если в действительности сомнения относительно позиции оракула и существовали, то гораздо удобнее было представить высший религиозный авторитет Эллады на стороне союзников" (Kienast D. Die Politisierung... S. 131).
*24 Zeilhofer G. Sparta... S. 25.

Иллюстрации:
1. Реконструкция бронзовой статуи быка - посвящение жителей Керкиры в Дельфы.
Работа скульптора Феопропа из Эгины. Около 480 г. до н.э.
Воспроизведено по: Petrakos B. Ch. Delphi. Athen, 1971. S. 12.
2. Реконструкция приношения греков в Дельфы после победы при Платеях: золотой треножник, установленный на высокой бронзовой колонне в виде трехглавой змеи.
Воспроизведено по: Petrakos B.Ch. Delphi. Athen, 1971. S. 18.

© Правами на статью обладает автор.
© Правами на оформление обладает
редакция военно-исторического журнала "PARA BELLVM".

Любое использование материалов допускается только с разрешения редакции.
При использовании материалов ссылка на "PARA BELLVM" ОБЯЗАТЕЛЬНА.