А. Скакальская
ЖАННА Д'АРК :
ПОЛКОВОДЕЦ ИЛИ ТАЛИСМАН ?
  "И
вы все, лучники, ратники, рыцари и прочие, стоящие сейчас под
городом Орлеаном, убирайтесь восвояси, именем Бога; а если нет,
- ждите вестей от Девушки, которая вскоре придет вас проведать
к великому вашему несчастью. Король Англии, если вы так не поступите,
[знайте, что] я - главнокомандующий, и где бы я не настигла
ваших людей во Франции, я выгоню их прочь, хотят они того или
нет..."- писала Жанна д'Арк англичанам 22 марта 1429 г.
"Ее обвиняют в том, что она присвоила себе права военачальника,
став во главе 16-тысячного войска? Это правда, но если она и
была военачальником, то только для того, чтобы бить англичан",
- гневно отзывались о ней руанские судьи зимой 1431 года.
Выбор двух этих цитат не случаен. Они подтверждают правомерность
постановки вопроса, который долгие годы сеет смуту в рядах медиевистической
братии. Юная девушка, по ее собственному признанию не различающая
ни А, ни Б, уроженка лотарингско-шампанского пограничья, визионерка
и дочь зажиточного деревенского старосты, вдруг облачается в
мужское платье, встает во главе многотысячного войска и за восемь
дней сводит на нет все вековые старания англичан завладеть Францией.
Она зовет себя Девушкой и главнокомандующим; она не скрывает
отвращения к крови и убийству и грозится при этом перебить англичан;
она любит роскошные ткани и дорогое оружие, но штандарт с изображением
Бога, ангелов и лилии ей в сорок раз дороже! Не правда ли, при
таком количестве противоречий впору предположить: либо речь
идет о мифе, либо о личности, исключительно многогранной и куда
более сложной, чем ее отображение на страницах школьных учебников.
Так кем же была легендарная Жанна в действительности, и насколько
ее положение в обществе соответствовало анонсированному в письме
к англичанам высокому званию?
 Только
что, в марте 1429 г., авторитетным церковным трибуналом, собравшимся
в Пуатье, миссия Жанны была официально одобрена с согласия самого
дофина Карла. Ее программа-минимум: снять осаду с Орлеана, вернуть
плененного англичанами герцога Орлеанского, короновать дофина
в Реймсе. То есть повернуть вспять ход Столетней войны.
И сразу же начались загадки. Допустим, стратегия Жанны в полной
мере отвечала требованиям момента, чаяниям правящих кругов и
народных масс. Но вот тактика девушки, ее методы достижения
поставленных целей, породили жесточайший диссонанс в среде дипломатов,
капитанов и церковников. С большой долей условности мы можем
очертить основные тенденции в трактовке Жанны ее окружением...
"Мы не из придворного совета, мы - люди битвы", -
скажет один из ее современников.
 Король
Карл был довольно трезвым человеком и, похоже, мистическая сторона
его взаимоотношений с Жанной так никогда и не возобладала над
жестким политическим прагматизмом. Его ревнивая настороженность
не замедлила проявиться после первых же побед. Об этом красноречиво
свидетельствует сухое коммюнике властей о победе в Орлеане.
Любопытно, что в данном вопросе мнения друзей и врагов, в принципе,
совпадают: формулировки Карла в его циркуляре об успехах французов
и, скажем, безымянного, но настроенного явно проанглийски Парижского
Буржуа практически идентичны. "... а также Девушка, которая
всегда лично присутствовала при исполнении всех этих дел",
- пишет дофин. (I, 83). А вот взгляд с другой стороны баррикад:
"... в этот день капитаны и воины, осаждавшие город..,
ушли из этих бастилий и сняли осаду, чтобы биться с противником,
в чьих рядах была некая Девушка, против врагов имевшая в руках
лишь знамя, как говорят". (I, 83). Две реплики выдают совершенно
четкое восприятие Жанны не как действующего полководца, а как
некое эмоциональное приложение к настоящим генералам, как некий
штандарт, призванный поднимать боевой дух армии. Для французов
это талисман, для англичан - колдовские чары. Страх, который
она им внушает, не страх перед гением полководца, это скорее
суеверный трепет перед  вмешательством
потусторонних сил. Регент Английского королевства Бедфорд рапортует
королю Генриху VI: "Все шло хорошо до осады Орлеана...
А затем рука всевышнего, как кажется, причинила великий ущерб
вашим людям, собравшимся там в большом числе. Причина этого
ущерба во многом состоит, по-моему, в их ложной вере и безумном
страхе перед приспешницей и ищейкой дьявола, прозванной Девушкой,
которая пользовалась чародейством и колдовством. Все эти неудачи
не только намного уменьшили число ваших людей, но и удивительным
образом отняли мужество у тех, кто остался; храбрость же и число
ваших противников намного возросли". (Письмо 1434 года).
Можно предположить, что и дофин, и его Совет во главе с архиепископом
Реймским и герцогом де Ла Тремуй изначально не воспринимали
Жанну как военачальника, зато делали ставку на харизматичность
ее образа в глазах французского рыцарства и простолюдинов. Именно
они составляли армию, и именно их предстояло воспламенить высокой
идеей, дабы сообщить этой разношерстной и дезорганизованной
публике мощный центростремительный импульс и волю к победе.
К Орлеану бросились Ла Гир, Сентрай, Гокур, Кюлан, Коараз, Арманьяк!
Своих бретонцев привел де Ре, гасконцев - маршал де Сен-Север,
окрестную знать - капитан Шатодэна Флоран д'Иллье! Чуть позже,
во время луарской кампании, к ним, вопреки воле короля, присоединится
даже опальный коннетабль Ришмон, - никто не хотел оставаться
в стороне. Но сам по себе цвет рыцарства ничего не решал, он
уже достаточно дискредитировал себя в ходе Столетней войны;
цвет рыцарства терпел оглушительные поражения и при Креси, и
при Азинкуре, и в "Битве  Селедок"!
Чтобы сплотить разрозненные отряды представителей строптивой
знати под стягом короля, требовался не искушенный полководец,
а боговдохновенная личность. Загвоздка была в том, что сочетание
обоих качеств в одном лице не предусмотрели - отсюда жесткий
конфликт между тактикой лояльного генералитета и почти мятежным
духом Девушки.
Французской армии не хватало морально организующего начала,
а прийти оно могло только сверху, из источника непререкаемого
авторитета, перед которым бы склонили непокорные головы все
субъекты королевства. То есть, требовалось придать династическому
феодальному конфликту, с которого началась Столетняя война,
статус "justum bellum" - войны освободительной, богоугодной
и в силу того - справедливой. По мнению придворной элиты, Жанна
была подходящей кандидатурой на эту роль, и грех было этим не
воспользоваться. Потому с таким тщанием продуман ее образ, столько
денег и совместных усилий рыцарства, горожан и придворных тратится
на ее экипировку и знаковые атрибуты, вроде штандарта и знамен.
Боевой штандарт в ее руках практически становится хоругвью,
а народ и рыцари, судя по письму Ги де Лаваля, испытывают столь
заразительный подъем энтузиазма, что Реймский поход из сомнительной
боевой операции превращается в триумфальное шествие по стране!
В  довершение
всего, во время коронации Жанна будет гордо стоять со своим
штандартом и заявит потом на процессе, что оно было в труде,
и ему подобает теперь быть в чести. Возможно ли увидеть в этой
святой настоящего полководца? Полководца, привыкшего к крови
и жестокости, способного распоряжаться тысячами жизней во имя
генеральной идеи и подчиняющего тактику стратегии по принципу
"цель оправдывает средства"? Вполне. Просчет Карла,
или, скорее, его ближайшего окружения, ориентированного на дипломатическое,
а не военное решение проблем, был в том, что они не предусмотрели
присутствия у Жанны действительного полководческого дара. Дара
в той еще клюнийской традиции, о живучести которой уже в нынешней
Франции напоминает белокаменный парижский собор Сакре-Кер. У
входа в это грандиозное здание, по обе стороны портика, словно
на страже стоят две конные статуи - два древних патриотических
идеала: Людовик Святой и Жанна.
Хотя официально армией командует ее преданный сподвижник, принц
крови герцог Алансонский, ревизию в воинских рядах инициирует
и проводит именно Жанна! Первое, что она сделает, - установит
в войске строжайший порядок. Средневековая армия не знала античной
дисциплины, ей была известна лишь субординация. Дисциплину требуется
подчинить общей идее, доступной и понятной каждому, и еще непререкаемому
авторитету - живому воплощению этой самой идеи! Вот чему Жанна
посвятила себя. Она объявила четко и ясно: Бог на стороне Франции,
ее король - законен, и англичане будут выгнаны прочь, кроме
тех, кто найдет здесь смерть!  Она
вновь явила миру полузабытый клюнийский идеал воина-монаха,
борца за правое дело, и армия должна была этому соответствовать.
Потому следуют изгнание девиц легкого поведения, введение обязательных
полевых месс с исповедью и причастием и запрет на сквернословие
- причем все это касалось в равной степени солдат и капитанов,
и подкреплялось не директивами сверху, а личным примером. Вполне
логично, что в некоторых ее письмах (к герцогу Бургундскому,
англичанам и т.п.), стихах Кристины Пизанской и сообщениях иностранных
корреспондентов содержатся намеки на гипотетическую кульминацию
ее миссии - крестовый поход! Суть ее военного гения именно в
том, что она сумела придать войне, давно выродившейся в процесс
меркантильный, обреченный и безнравственный, статус justum bellum
- войны священной и справедливой. Этим она сообщила деморализованному
рыцарству и пассивным массам буквально крестоносный нерв. И
только тогда, только при условии полного духовного единения,
стал возможным столь могучий рывок, как освобождение Орлеана!
|
